Смерть на Пасху
Смерть на ПасхуВчора один знайомий священик розповів мені про те, що на Пасху померла близька йому людина. Але яка то була смерть! Чоловів був щиро віруючий, церковний, вже у віці, але ще не старий. Здоров'я мав гарне, ні на що не жалівся. Протягом останнього Великого Посту відвідав 40 служб. Напередодні Пасхи зі всіма примирився, одягнув костюм, одягнув краватку, яку взагалі рідко носив. Словом, при повному параді прийшов на пасхальне нічне богослужіння. Перед службою почитав у храмі Діяння апостольські.
Почалася пасхальна заутреня. Чоловік радісний, піднесений. Після заутрені під час співу пасхальних часів, до початку пасхальної Літургії, перебуваючи в цій пасхальній радості, чоловік у храмі просто впав і помер.
З серцем проблем у нього ніколи не було. Упокой, Господи, раба Твого Михаїла! "Честна пред Господем смерть преподобных Его!" (Пс. 115:6).
Читайте также
Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность
В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей
О двойных стандартах и избирательности церковных традиций
Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.
Алогичность любви
Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.
Справедливость не по ярлыкам
В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.
В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ
Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.
Когда святыню превратили в пепел
Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.