Еще одно измерение любви: преподобный Алексий, человек Божий

Икона преподобного Алексия, человека Божия

Дом знатного римского сенатора Евфимиана стороной обходили патриции, а легат Фест при любом упоминании о опальном вельможе плевался и кривился, словно выпил кислого вина. Так уж был устроен Рим, что люди, отличающиеся душевной добротой, милосердные и бескорыстные, отнюдь не пользовались в нем особым уважением сильных сего мира. Сироты, вдовы, больные, нищие и путники со всей округи – напротив, – отлично знали имя сенатора. Только Евфимиан мог три раза в день устроить у себя дома три стола для алчущих и жаждущих, лишенных крова и, что часто случалось, веры. Лично утешал и подбадривал, а его жена, почтенная Аглаида, вместе со слугами кормила, поила, лечила и не гнушалась самой грязной работы возле своих странных гостей. Милость Божия, казалось, почивала на их доме: полная чаша не пустела, сколько бы несчастных не приходилось кормить Евфимиану. Счастье сенатора омрачала только гнетущая тишина богатых палат, лишенная детского смеха, и тогда он начинал сомневаться в Божией справедливости. Аглаида не оставляла надежды – еще усерднее молилась и взывала к Небесам в бесхитростной молитве.

Однажды, привычно проворно омывая раны какого-то безродного путника, ищущего в стенах хлеба и приюта, по непонятному, внезапно накатившему недомоганию, женщина явно поняла: Бог услышал ее. Долго боялась поделиться с мужем своими догадками, а когда округлившийся стан стало трудно скрывать самыми просторными туниками, Евфимиан и сам понял: благословение Господне посетило их дом долгожданным счастьем. Младенца назвали Алексий, защитник. Мальчишка рос смышленым и здоровым ребенком, хорошо и прилежно учился. Евфимиан и Аглаида души не чаяли в сыне и в мечтах уже подбирали ему достойную невесту. Обязательно красивую, богатую и, желательно, царской крови. Мнения сына почему-то не спрашивали, да и что тут спрашивать – Алексий всегда и во всем был покорен воле родителей. Тем более, ему хотели только наилучшего…

Брачный пир подходил к концу, когда молодожены – так юны и прекрасны своей застенчивостью – покинули застолье и отправились в приготовленные палаты. Алексий спокойно шагал длинным коридором. Невеста – молчаливая и очень красивая девушка, тихо шла рядом. Шелохнулся тяжелый занавес при входе в покои, нежно побрякивали украшения на молодой жене. Уже потом она, вся в слезах, будет рассказывать родителям мужа: «Алексий протянул мне свой золотой перстень и поясную пряжку со словами: «Сохрани это, и да будет между тобой и мной Господь, доколе не обновит нас Своею благодатью». Потом он вышел из брачного покоя», – растерянно повторяла она. Как оказалось, той же ночью Алексий покинул отчий дом, и где он теперь – не знал никто. И не мог узнать, не смотря на тщательные поиски, в течение долгих лет. Время шло, об Алексии не было ни весточки, но родительские сердца бились надеждой – неужели Тот, Кто даровал им долгожданное дитя, оставит их милостью в этот трудный час? Все таким же безотказным к бедолагам был дом Евфимиана, все так же во все концы света спешили слуги. Алексий словно в воду канул…

Месопотамия. Лето 377 года от Рождества Христова. Знойный полдень заливает все вокруг палящим солнцем, и улицы пустеют на глазах. В крепкие ворота местного храма пресвятой Богородицы из последних сил стучатся два путника. Их запыленные одежды, избитые сандалии без лишних слов говорят, что в пути они не первый день, уставшие, обессиленные, алчущие... Вратарник открыл тяжелую дверь и, перебросившись с пришельцами несколькими фразами, посторонился, дав войти. В тени старой оливы, когда гости немного пришли в себя от нечеловеческой жары, разговор продолжился:

– Большое горе случилось у моего господина, римского сенатора, – рассказывал один из путников. Ему внимали немногочисленные присутствующие – вратарник и пара нищих попрошаек у входа в храм. – Я служу ему много лет, и не могу сказать ни одного плохого слова в его адрес. Он добр и милосерден, всегда помогает нуждающимся. И вот такая беда… Много лет у него и у его жены не было детей. Наконец, Господь услышал их молитвы – родился сын. Уж как любили они его, как заботились. И мальчик всегда радовал родителей. Отец нашел ему прекрасную невесту царских кровей, сыграли свадьбу. И вот в ночь после брачного пира юноша пропал.

– Он молод. Хорошо одет. По нему видно, что он из знатной семьи, – вскочил на ноги второй из путников. – Римлянин, одним словом. Так ты не видел здесь никого, кто бы подходил под наше описание? – вперил он пристальный взгляд во вратарника.

– Да нет, сами посмотрите – у нас тут все больше люди попроще, а то и вообще больные да нищие. Сам погляди. Вот этот, например. Прибился к нам недавно – вон, одни лохмотья на нем. Живет подаянием – просит милостыню в притворе, и молится с утра до ночи. Вкушает только хлеб и воду. Каждое воскресенье приобщается Святых Христовых Тайн, – вратарник, по непонятной причине, уважительно кивнул на мужчину неопределенного возраста в облезлых остатках одежды, грязного, худого, но с неожиданно счастливым выражением лица.

– Блаженны нищие духом, говорил о таких мой господин, – подумал слуга и бросил к ногам несчастного несколько серебряных монет. Тот благодарно кивнул и воздел очи горе, что-то бормоча себе под нос. – Ну точно блаженный, – еще раз убедился в своей правоте посланник Евфимиана.

…Вратарник Эдесского храма Пресвятой Богородицы проснулся в холодном поту. Ему приснилась Сама Владычица-Богородица, Царица Небесная. – В пыли двора этого храма вот уже семнадцать лет просит милостыню и возносит молитвы к Моему Сыну за грехи всего мира нищий Алексий, – царственно прозвучал Ее голос. – Милость Господа нашего на нем. Алексий есть человек Божий. – И исчезла, словно и не было Ее. А я проснулся, – в сотый раз пересказывал вратарник свое ночное видение горожанам. Те и сами замечали, что молитвам простого нищего Господь скоро внимал, и не раз просили помолиться – каждый о своем.

Как-то утром горожане не нашли блаженного бедолагу на привычном месте в пыли у ступеней храма. Подняли на ноги всю Эдессу, и выяснилось, что Алексия видели садящимся на корабль, который отправлялся в город Таре в Малой Азии, на родине святого апостола Павла.

Небольшое суденышко буря терзала всю ночь. Алексий молился непрестанно и просил у Господа помощи не для себя (он не боялся предстать на суд Вседержителя хоть и в этот миг), – просил за путников и команду, дрожавших от ужаса перед силой разнузданной стихии. Уже под утро в рассветном тумане показались знакомые очертания. – Италия, – понял Алексий. – Сколько лет прошло. Что же, таков Божий промысел для меня, грешного…

…В доме Евфимиана, знатного римского сенатора, было как всегда в обеднюю пору, многолюдно. Больные, хромые, слепые, калеки, путники и сироты толпились возле входа в ожидании привычной трапезы. Слуги проворно накрывали столы в тени изумрудной зелени витой лозы. Хозяин дома, поклонившись еще одному гостью, вскользь расспросил его о том, что привело его сюда и, удовлетворен краткими ответами, пригласил к трапезе. Тот держался спокойно и сдержанно. Уже после обеда он поведал Евфимиану и Аглае некоторые подробности из своей жизни и попросил приюта. – Знаю, что и кровные твои пребывают в странствии, – глядя прямо в глаза сенатору, негромко сказал нищий. Аглая заплакала. Евфимиан отвернулся. Путника поселили в сенях сенаторского дома. Слугам было велено кормить его с хозяйского стола, а одного прислужника даже приставили для помощи, – так расположил сердце Евфимиана, казалось бы, заурядный гость. Да и звали его, как и давно пропавшего сына хозяев, Алексием. Но, вместе с милостью сенатора, на Алексия посыпались оскорбления и издевки от челяди. Слуг бесило, что даже самые изощренные издевательства странный нищий принимает со смирением и радостью. Он оставался нетребователен и тих, по-прежнему питался хлебом и водой, а по ночам бодрствовал и молился. Внимания присутствующих не привлекал, никому не мешал, жил, стал для всех привычным, как сверчок в чулане, и никто так и не заметил, что с его появлением в доме воцарился дух покоя. Даже боль за давно пропавшим сыном хозяев, казалось бы, смягчилась и приутихла. Так прошло ни много, ни мало – еще семнадцать лет.

…Был обычный воскресный день. Божественная Литургия в соборе святого апостола Петра подходила к концу, когда молящиеся содрогнулись от священного ужаса. От святого престола послышалось громогласное: «Ищите человека Божия, чтобы он помолился о Риме и всем народе его». Все присутствующие, вместе с императором Гонорием и Папой Римским Иннокентием I в ужасе и восторге пали ниц. На следующем богослужении, в четверг вечером, в соборе апостола Петра, казалось, собрался весь Рим, молясь ко Господу открыть им имя пресловутого человека Божия. «В доме Евфимиана – человек Божий, там ищите», – раздалось в звенящей тишине храма.

Недоумевая, сенатор еле поспевал впереди толпы, что мчалась к его палатам, желая увидеть человека Божия. Но там не нашлось никого, кто был бы хоть немного схожей кандидатурой. Евфимий растерянно обошел весь дом. В сенях, в темном уголке, на коленях стоял слуга, а перед ним лежало бездыханное тело нищего, что уже много лет незаметно и тихо влачил там свое жалкое существование. Сенатор уже хотел пройти мимо, отдав указания насчет скромного погребения, но его взгляд упал на лицо, нет – лик почившего. Именно лик, сиявший неземным светом, увидел Евфимиан и опешил. – Не успели… – тихо молвил. Что-то несуразное – об обретенном сыне – шептал слуга, но растерянный чиновник уже не слушал его.

С почестями тело нищего перенесли в храм. Казалось, он крепко и безмятежно спит, таким светлым было его лицо. В руке почившего был крепко зажат свиток. Лишь по просьбе императора и Папы Римского, преклонивших колена, удалось извлечь его, и чтец храма огласил во всеуслышание:

– Молю вас, любезные мои родители и честная невеста моя, не обижайтесь на меня, что я, покинув вас, причинил вам столь великую скорбь; я и сам скорбел сердцем о печали вашей; многократно молил я Господа, чтобы Он даровал вам терпение и сподобил вас Царства Небесного. Верую, что насколько великую скорбь причинял вам, настолько большую радость получите вы в Царствии Небесном. Грешный Алексий, сын Евфимиана и Аглаиды, верный муж своей жены, – дрожащим голосом дочитывал клирик последнюю строчку свитка...

В тот день в Риме случилось много чудес: немые начинали говорить, слепцы прозревали, одержимые и душевнобольные выздоравливали – молитвами простого нищего – Алексия, человека Божия.

Сегодня он – скорый помощник и заступник далеко за пределами Италии и Рима. Его житие давно стало объектом споров маститых богословов и только воцерковляющихся неофитов. Нам, наверное, никогда не понять божественную логику его поведения. Оставил жену и сбежал, исчез, заставил родителей страдать, и все ради чего? Сколько таких недоуменных вопросов можно найти на любом обсуждении под житием преподобного Алексия, человека Божия. Не монах, но преподобный, величайший разрушитель общепринятых стереотипов, свидетельство смирения и безграничной веры, о которой нам можно только мечтать. Исполнивший буквально повеление Христа: «Отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мною». Поистине, мудрость мира сего есть безумие пред Богом (1 Кор. 3, 19). И с другой стороны: сколько лет под кровом дома сенатора жил родной сын, а отец искал его на другом конце света. Что это? Слепота сердца или Божий промысел?

В житии преподобного есть много вопросов, но также в нем есть и множество ответов на вопросы, которые так часто возникают в жизни каждого человека. Отношения с родителями, со своей семьей, с другими людьми, которые встречаются на нашем жизненном пути, мы в основном строим, базируя только на собственном эгоизме. И как порой тяжело отказаться от личного Я ради других. Алексий, человек Божий, показывает для нас пример той любви, которой учил нас Христос. Возможно, опять нами не понимаемой, порой, даже неприменимой к нашей жизни, но от того – не менее истинной. Молитвами Твоего святого, Господи, дай и нам любить других – и ближних, и дальних, и родных, и чужих, и бедных, и богатых. Любить бескорыстно, не требуя любви взамен. Любить любовью человека Божия.

Читайте также