Ультиматум Патриарха Варфоломея Архимандриту Ефрему
Игумен афонской обители Ватопед архимандрит Ефрем (Куцу)
Мне написали, что Варфоломей поставил ультиматум наместнику Ватопеда. Или отец Ефрем едет на «интронизацию» Епифания, или его отправят в запрет.
Давление из Фанара идет сумасшедшее, поскольку по итогам заседания Священного кинота Ватопед принял решение не отправлять в Киев кого-либо из братии в качестве представителя Афона, а также удержаться от официального поздравления Епифания.
Мотивы такого «атаки» со стороны Варфоломея понятны. Подставить под удар игумена, который в хороших отношениях с РПЦ.
Однако это сильный «христианский» метод. Убеждать не любовью, а угрозами и шантажом.
В очередной раз ситуация подтверждает, что Варфоломей не пользуется авторитетом, а является «авторитетом». С соответствующими «понятиями» и «подходами».
Читайте также
Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность
В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей
О двойных стандартах и избирательности церковных традиций
Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.
Алогичность любви
Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.
Справедливость не по ярлыкам
В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.
В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ
Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.
Когда святыню превратили в пепел
Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.