Издержки карантина: человек человеку – кто?

Сколь бы ни был велик масштаб нынешней пандемии, она не уникальна и не случилась впервые. Фото: oslobodjenje.ba

Карантин у нас в стране длится уже столько времени, что, кажется, все уже привыкли к ограниченному количеству людей в транспорте, надоевшим, но неизбежным маскам, которые приходится надевать при входе почти что в каждое помещение, кроме, разве что, собственной квартиры и к невозможности свободного въезда-выезда за рубеж. Собственно, ничего удивительного или экстраординарного во всём этом нет, карантин как карантин.

Хотя нет. Есть нечто, к чему привыкнуть как-то не получается. Лично у меня не получается. Это перемена в сознании людей. Я сейчас вовсе не о страхе перед болезнью, доходящем у иных до паранойи и не о бездумной беспечности, с которой относятся к ситуации те, кто не верит в ковид. И даже не об увлечении конспирологией, под влиянием которой некоторые со страхом ждут, что их вот-вот начнут жидкочипировать под видом вакцинации. Всё это, конечно, печально, но не так, чтобы слишком. Хуже другое – мы стали бояться друг друга.

Сколь бы ни был велик масштаб нынешней пандемии, она не уникальна и не случилась впервые. Мир знал эпидемии, мир знал карантинные меры, мир знал многое. Но едва ли какое моровое поветрие отчуждало людей друг от друга так, как нынешний ковид. Массированная информационная кампания, организованная для противодействия распространению заразы, привела к неожиданному результату: причиной пандемии стали видеть не вирус, а человека. 

Не переставая бояться болезни, люди стали бояться друг друга. Не все, конечно. Я бы даже сказал, что таковых меньшинство, но само явление имеет место. Что при наличии интернета и при условии быстрого и беспрепятственного распространения информации, не может не настораживать. Впрочем, результат уже налицо: многие люди воспринимают всякого ближнего, прежде всего, как потенциального распространителя инфекции.

Мы стали бояться ближнего, мы стали шарахаться от ближнего, мы в ближнем стали видеть потенциальный источник опасности. Как такое могло произойти?

Среднестатистический современный человек сам по себе слаб, инфантилен и труслив. И при этом своих, с позволения сказать, душевных качеств не только не стесняется, но и считает их нормальными, естественными и ничуть не предосудительными (спасибо девяностым и нулевым, за воспитание свободных личностей, над коими не довлело казарменно-строевое воспитание, при котором мальчики не плачут и даже девочкам стыдно бояться). В итоге уже скоро год, как наши соотечественники не устают доказывать, что нет такого морального дна, которое не под силу пробить человеку (как странно здесь звучит слово «человек», не находите?). Были у нас и оскорбительные посты в соцсетях в адрес тех, кто не носит масок и перчаток. Были и хамы, которые, не будучи ни полицейскими, ни специально уполномоченными лицами цеплялись из-за отсутствия масок к людям в общественных местах. Были и пассажиры, которым за не натянутую на нос маску закатывали истерики или, при отсутствии таковой, даже выгоняли из транспорта, причём не водители или кондукторы, а такие же пассажиры, как и они. Были и современные Павлики Морозовы, вызывавшие полицию из-за нарушения карантина ресторанами или магазинами, которые они даже не собирались посещать. Была и травля врачей, работающих с больными ковидом, со стороны соседей и просто «неравнодушных» нелюдей.

А ещё были Новые Санжары, да и не только они, когда обычные, на первый взгляд, люди теряли всё человеческое при одной мысли, что в их регион привезут их же соотечественников, эвакуированных из Китая. Не больных, не заражённых, а просто находившихся в стране, из которой распространилась инфекция.

В былые времена те, кто «тёрт и бит, и нравом крут» не без охоты рассказывали молодым, что, дескать, никому нельзя верить, что человек человеку – волк, что, если не хочешь себе зла, не делай никому добра. На счастье, эти доводы звучали неубедительно. Некоторые из самой жизни убеждались, что никто никому ничего не должен, что мир живёт по принципу «падающего – толкни, лежачего – пни», что следует делать лишь то, что лично тебе выгодно. Но даже горькие жизненные уроки не были способны убить в людях доброту, веру в людей и доверие Богу.

Но вот то, чего десятилетиями не могли сделать ни битые жизнью пессимисты, ни сама жизнь в худших своих проявлениях, неожиданно смог вирус. Мы стали бояться ближнего, мы стали шарахаться от ближнего, мы в ближнем стали видеть потенциальный источник опасности. Как такое могло произойти?

Самой главной ценностью стала не просто человеческая жизнь, а конкретно моя собственная жизнь. И любая подлость, любое свинство, совершённые для собственного спасения, стали почти нормой. 

Увы, всё донельзя тривиально. Десятилетиями, по преимуществу на Западе, формировалось убеждение, что самая главная ценность – человеческая жизнь. Помните, как в поздние советские времена этим любили козырнуть доморощенные западники: «вот на Западе-де во главе угла жизнь человека, а что у нас? – Ленин, партия, БАМ и «будь готов!».

Говоря, по сути, правильные вещи, они не знали главного. Уже в ту пору, на обожаемом ими Западе в этой самой идее незаметно, но катастрофически сместились акценты: самой главной ценностью стала не просто человеческая жизнь, а конкретно моя собственная жизнь. И любая подлость, любое свинство, совершённое «потому, что я спасал собственную жизнь», если и не оправдано, то, во всяком случае, достойно сочувствия. Иногда, правда, местами ещё просыпается здравый смысл: например, капитана «Коста Конкордии», спасшего свою жизнь путём бегства с капитанского мостика далеко не в числе последних, таки приговорили к реальному тюремному заключению.

Впрочем, я почти не сомневаюсь, что простые европейцы, осуждая, для проформы, горе-капитана в тайне вполне себе с пониманием относясь к его поступку. Как же! он ведь свою жизнь спасал. Хотя, думается мне, что погибни в крушении судна не несколько десятков человек, а два-три, гулять бы негодяю на свободе. Однако я отвлекся.

Наш человек, не переживший ещё советские комплексы, вдруг уверовал, что его жизнь – главная ценность. О какой уж тут любви к ближнему говорить? Здесь бы элементарной человечности не растерять.

Исторически как-то так сложилось, что любой, даже самый передовой западный опыт, пересаженный на нашу почву, даёт такие плоды, что в итоге Запад первым приходит в ужас. Тут что ни вспомни, хоть марксизм, хоть капитализм. А уж если речь идёт об изначально ущербной идее, то тут уж явно ничего хорошего ждать не приходится. Вот и вышло то, что вышло: наш человек, не переживший ещё советские комплексы, вдруг уверовал, что его жизнь – главная ценность.

О какой уж тут любви к ближнему говорить? Здесь бы элементарной человечности не растерять. Хотя, о чём это я? События последнего года очень явно показали сколько людей не просто растеряли человечность, а расстались с нею намеренно, без тени сожаления. А пандемия просто вытащила на свет то, что до поры не афишировалось.

Другая, ничуть не меньшая беда, нашла выражение в том, что с началом пандемии люди перестали жить. Нет, я не об умерших. И не о заболевших. Я о здоровых. О тех, кто из боязни заболеть перестал общаться с ближними, кто закрылся в четырёх стенах, кто, зайдя в помещение, распыляет дезинфектор не только на руки или дверные ручки, но и просто в воздухе перед собой. О тех, кто вместо приветствия начинает разговор фразой «наденьте маску». Кто даже с родственником или близким другом здоровается локтем или лёгким взаимным пинком.

Настоящая жизнь в Боге и в Его законе, а не в бесконечных попытках отвоевать у смерти сегодняшний день.

Присмотритесь к таким людям. Они уверены, что живут и ради того, чтобы жить, соблюдают все мыслимые меры безопасности. Но так ли это на самом деле? Кто-то действительно полагает, что это – жизнь? Нет, это не жизнь, это всего лишь стремление не умереть сегодня. Стремление нездоровое, лихорадочное, маниакальное. Это взаимодействие с людьми по сформулированному ещё Солженицыным лагерному принципу «умри ты сегодня, а я завтра». И пусть хоть потоп. Главное – не сегодня. Пусть сегодня кто угодно – только бы не я.

Но разве это – жизнь? Какая же это жизнь, если человек, по сути, не живёт? Не дышит полной грудью, не смотрит на мир широко открытыми глазами, не любит, не отдаёт себя, не верит, в конце концов? Если это – жизнь, то что такое смерть?

*   *   *

Много вопросов поднял коронавирус. Вопросов тяжёлых и непростых. Вопросов невероятно важных. Но ни один из них не является вопросом без ответа. И искать эти ответы необходимо в Евангелии. Оно поможет достойно повести себя в годину испытаний, оно наставит на правильное отношение к ближнему, оно научит мудрости, мужеству и вере. Хватило бы у нас желания жить по Евангелию в наше непростое время. Хватило бы ума понять, что настоящая жизнь в Боге и в Его законе, а не в бесконечных попытках отвоевать у смерти сегодняшний день.               

Читайте также