«Ксения Блаженная, как же ты любила…»: размышления о непонятном

Такая любовь – не умереть вместе с любимым, но добиться для него вечной жизни. Фото: semyaivera.ru

Мы молимся о счастливом браке той, у которой не было так, чтобы сто лет вместе и умереть в один день. Мы молимся о детях той, которая была бездетной. Мы молимся о жилье бездомной. Мы молимся о помощи в торговле той, которая даром раздала все свое имущество. Мы молимся о поддержке в учебе юродивой. По мирским меркам, это совершенно не логично. Тем не менее мы получаем помощь и поддержку, а значит, просим совсем не зря.

А еще мы ищем в книгах благочестивые примеры, повторять которые пока не готовы или вообще не собираемся. Так неужели мы читаем зря? Или все же нам удается извлечь для себя хоть что-то, что не позволит нашему чтению стать напрасным?

Не понятные, зато родные

В церковном календаре каждый день как минимум по несколько угодников, к которым можно обратиться со своими просьбами. Но большая часть народа все равно приходит именно к блаженным. Ведь юродивые – одновременно самые непонятные и самые любимые святые. 

«Ксения Блаженная, помоги, родная. Я тебе молитву в сердце возношу…» – эту песню всегда поют паломники в крестном ходу, часто исполняет церковный хор по окончанию литургии и даже моя мама напевает за какой-либо работой.

«Родная», «матушка», «помоги», «услышь», «укрепи» «вразуми» – такие слова можно услышать не только в песне.  Это наша повседневность: что бы не случилось – беда, сомнения, тяжелый крест, недостаток любви – бежать поскорее ко Ксеньюшке, потому что отзывается она всегда незамедлительно.

Но откликаемся ли на ее пример мы? Понимаем ли хоть что-то, кроме того, что можно бесконечно просить?

Для чего мы читаем жития святых?

В церковной среде это знают даже дети, что жития святых мы читаем не только и не столько как просто литературу, пусть иногда и крайне занимательную. Мы читаем жития, и это нормально и правильно, чтобы найти в них пример для подражания. Но можно ли подражать тому, чего не особо понимаешь? Юродству, например.

Реально ли этим настолько проникнуться, чтобы не просто удивляться и восторгаться, но и повторить? Многим ли из нас захотелось бы добровольно стать юродивым? Чудотворцем, прозорливым, проповедником, святителем, богословом, богомудрым старцем – это, возможно, да. Но чтобы юродивым — просто так, не от удара по голове или от старческого маразма, а трезво и осознанно. О таком обычно не мечтают. Более того, если даже один раз, хотя бы и не всерьез, дураком обзовут – и то мириться не хочется. А когда каждый встречный пальцем у виска крутит – это что же должно с человеческим достоинством произойти, чтобы не только позволять, но и провоцировать это?

Но юродивые все равно существуют, даже если мы их не понимаем. И верующий народ очень и очень их любит.

Рационализм здесь сразу ломается. Логичных объяснений просто не существует. Но юродивые все равно существуют, даже если мы их не понимаем. И верующий народ очень и очень их любит. Да так сильно, что срывается с места и едет сотни километров, чтобы взять благословение, получить совет, поклониться мощам, могилке, попросить помощи в самом больном и тяжком. И раз паломничества и молитвы не прекращаются, значит, есть и отклик.

Мне вообще нравятся другие святые. Книжники, мыслители, писатели – люди умственного и творческого труда, интеллигентные и благообразные. Своеобразный эпатаж блаженных мужей и жен: их странная одежда, неадекватное поведение, бродяжничество, бесцеремонность, асоциальность – примерять на себя совсем не хочется. Читаешь житие и думаешь: для чего все это? Зачем так невыгодно выделяться? И главное, неужели кому-то захочется подражать?

О неподражаемом

Впрочем, юродство Христа ради неподражаемо. Оно не может быть путем многих. То, что делает большинство, это норма, порядок, система – вещи, благодаря которым мир не превращается в хаос. Но чтобы этот мир не уснул, не разленился, не ожирел – вот для чего, наверное, Бог призывает тех, чья задача хоть как-то растормошить умных и правильных. Именно призывает, ведь само по себе такое в голове не рождается. 

Мы не знаем, по каким критериям Он избирает людей на этот путь, но осмелюсь предположить, очень тщательно. Ведь, во-первых, всем быть юродивыми никак нельзя. А во-вторых, надо же этим людям изначально иметь в себе какую-то невероятную способность стать блаженным, то есть счастливым, в условиях, когда счастье, казалось бы, совершенно невозможно. Потому, что для обычного человека презрение и неприятие со стороны себе подобных несовместимы со счастьем. Нам всегда нужны поддержка, одобрение и сочувствие, иначе мы не станем не только святыми, но даже просто нормальными людьми.

Иногда только отказавшись от общепринятого, можно приобрести что-то подлинное и свое.

Мне пришлось долго думать, чтобы наконец понять: иногда только отказавшись от навязанного и общепринятого, можно приобрести что-то подлинное и свое. Отказаться от поддельного, чтобы получить настоящее. Обесцениться и обнулиться, чтобы создать из себя новую ценность. Разумеется, только вместе с Богом. Иначе и одиноко, и непродуктивно, и вообще бессмысленно.

А для чего читаю я?

Чтение, предназначенное быть душеполезным, может остаться пустой тратой времени, если над ним не размышлять. Если не искать ответа на вопросы: насколько рассказ о житии человека, от которого нас отделяют столетия, актуален сейчас и, главное, что в нем могу найти лично я.

Да, мне нравятся другие святые. Но сами по себе святые не стремятся кому-то понравиться. А я очень часто стремлюсь. Это не всегда плохо, но иногда нет ничего хуже. Порой мне удается, но бывает и совершенно наоборот. И тогда я совсем немножечко, но все же понимаю: вот она, настоящая свобода – позволить себе не нравиться. Позволить себе не быть самой-самой в чьих-то глазах. Позволить себе быть чуть проще и более настоящей. Позволить себе чего-то не знать и не уметь. Отбросить страх показаться глупой, плохой, некомпетентной. Позволить себе рассуждать и не соглашаться, если меня смущает общественное мнение. Позволить себе не притворяться и не заискивать. Позволить себе быть не картинкой, не программой, а личностью. Позволить себе не казаться, а быть. И таким путем приобрести не мнимый, а настоящий ум.

Вот, наверное, в чем лично я могла бы найти образец для подражания даже там, где, казалось бы, подходящих примеров именно для меня быть не может. 

О том, что бывает и чего не бывает

Не существует православного, который не слышал о блаженной Ксении Петербургской. По крайней мере, я таких не встречала. Поэтому вряд ли нужно в очередной раз пересказывать историю, и без того всем известную. Отметим только, что эта необыкновенная женщина, как в чем-то каждый из нас, имела свое «до» и «после». Тихое, счастливое, семейное, обеспеченное и ничем не выделяющееся в своем круге «до», символически подчеркнутое типичной фамилией – Петровы. И мало на что похожее, совершенно непонятное миру «после», в котором молодая вдова решается отречься от себя, дожить жизнь за другого человека и перестает откликаться на собственное имя.

Как и более двух с половиной столетий назад, так и сегодня многие заключают: помешанная. И хотя проведенный в свое время осмотр опроверг худшие подозрения родственников, нелегко поверить, что в здравом уме можно раздать совершенно все свое имущество и добровольно превратиться из дворянки в нищенку.

Еще сложнее дается понимание такого поступка, когда встречаешь десятки бездомных на вокзалах и в подземных переходах большого города. В холоде, голоде, антисанитарии, болячках, оборванные, презираемые и гонимые – они вынуждены прозябать в этом жалком состоянии. Они этого не выбирали, им просто некуда деваться. Петербургская святая могла позволить себе вполне достойную жизнь, в конце концов опять выйти замуж или по край ней мере иметь доход от содержания квартирантов. Тем не менее она оказалась на улице. Не как жертва аферистов или пожара, но просто потому, что… подарила свой дом. Отдала даром. Бесплатно. В ущерб себе. Нет, такого не бывает.

Как в кино

Если мы чего-то не понимаем, это еще не значит, что этого нет или оно не правильное. Возможно, мы поймем это ныне непонятное немного позже. Если мы чего-то очень хотим и не получаем, это еще не значит, что наши молитвы напрасны. Возможно, мы получим желаемое, но не совсем так, как себе представляли. Вот только откуда знать: мне потерпеть и еще чуточку подождать или, наоборот, бросить привычные дела и выйти навстречу долгожданным переменам.

А они, блаженные, всегда ближе к Богу. Потому Он им раньше открывает, а они с нами делятся – им ведь ничего не жалко, – только вот мы сидим то в бумагах, то в кастрюлях, и не видим леса, пока в дерево лбом не треснемся. 

«Вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, и не знаешь, что тебе Бог сына послал!» – сообщила однажды Ксения своей хорошей знакомой.

«Эх, красавица, ты вот тут кофе варишь, а муж твой жену хоронит на Охте. Беги скорее туда», – обратилась она к другой.

Звучит как бред. Но, видно, уж очень крепко первая хотела ребенка, а вторая замуж, если поверили и бросили рутину, чтобы обрести счастье.

Женщине достался малыш, которого родила сбитая извозчиком несчастная прохожая, девушке – хороший мужчина, только что похоронивший первую жену.

Так случается только в кино. И еще там, где ходят Божьи угодники.

Да, мы сегодня не понимаем их странностей и туманных слов. Но это ведь не значит, что когда-нибудь не окажется: это они живут правильно, а мы просто застряли в быту, штампах и привычках.

О логике и святости

Как-то в студенческие годы я завела спор с одним молодым человеком.  Услышав мой краткий рассказ о блаженной Ксении, он сделал все тот же неоригинальный вывод: сумасшедшая. Во что бы то ни стало мне искренне хотелось доказать обратное, но как-то не хватало аргументов. В итоге каждый остался при своем мнении. Мне было очень жаль, и только спустя время до меня вдруг дошло: не суть, кто из нас прав.

Мы препирались вовсе не о том, и спор наш не имел никакого смысла. Потому что в плоскостях «здоровый – больной», «умный – безумный», «нормальный – ненормальный», «здравомыслящий – умалишенный» ни о святости, ни даже о человечности не рассуждают. Зеленое с деревянным не сопоставляют, квадратное и кислое не сравнивают. Святыми становятся горящие, деятельные, неравнодушные, в хорошем смысле идейные люди, а мера их так называемой адекватности – вопрос не совсем по теме.

В юности очень сложно и даже невозможно понять некоторые вещи, оттого и рождаются различные споры о второстепенном и сильное желание что-либо доказывать. В неофитстве очень важно знать, что в житиях и предании нет места вымыслу, что все изложенные там поступки необходимые и правильные, иначе, если что-то вдруг не так, твоя вера может разлететься как карточный домик. И лишь впоследствии постепенно становиться ясно: непонятные места не препятствие для того, чтобы верить. Скорее даже наоборот. Потому что как действует благодать, нам по большому счету тоже непонятно.

Нам нужны рывки и встряски

Когда вырываешься из категорий логики, вдруг понимаешь, что существует альтернатива нашим понятиям ума, трезвости, рациональности, прагматичности. И, имея перед собой задачу хоть немножечко приблизиться к святости, нужно иметь также решимость проснуться, сделать рывок и уйти от обыденности. Не обязательно так радикально, как блаженная Ксения, и прежде всего даже не буквально, а в плане внутреннего состояния.

Мне кажется, каждому из нас Господь время от времени посылает более или менее сильные толчки. Кому-то – знания, встречи, открытия, прикосновения к прекрасному, а кому-то, наоборот, – разочарования, болезни, потери. И чем сильнее и больнее, тем больше вероятности пробудиться и измениться. Но только от нас зависит, что дальше: проснуться, спать или, что хуже всего, притвориться спящим.

У Ксении этот толчек был очень болезненным, даже жестоким. Настолько, что она не только не могла жить по-прежнему, она сама не могла оставаться прежней.

Потери, чай и планета

За последние годы очень много близких и знакомых мне людей отошли в иной мир. Родственники, авторитеты, прихожане нашего храма, бабуленьки и сверстники – большинство из них занимали если не очень важное, то уж точно значительное место в моей жизни. Некоторые настолько значительное, что без них я даже не представляла своего окружения, мира, в каком-то смысле самой себя. Но когда их не стало, я вдруг с ужасом обнаружила, что ничего существенно в моей жизни не изменилось. Сегодня я плачу, а завтра облегченно вздыхаю, что все похороны и поминки уже, слава Богу, позади. На литургии буду с грустным видом подавать записочки, а потом окажется, что из-за разбитой чашки или несохранившегося документа можно плакать не меньше, чем за усопшим.

Это одновременно и хорошо, что человек имеет силы выдержать и не сломаться. И страшно: был вот кто-то рядом со мной, и вдруг его не стало, а я спокойно завариваю чай, рассматриваю смешные картиночки, а завтра с утра как ни в чем не бывало пойду на работу. Представляете: люди уходят, а планета не останавливается.

О самой большой любви

Планета блаженной Ксении с уходом любимого супруга тоже не остановилась. Но вместе с тем эту планету сильно встряхнуло, и она начала кружиться по-другому. Молодая женщина не могла ничего изменить в физическом мире, но совершенно естественным для нее стало желание повлиять на мир духовный, в котором перед ней и перед Богом покойный Андрей Федорович продолжал жить. И вдруг мир, в котором не было человека, любимого ею больше жизни, перестал быть важным.

Скорее всего, Бог и раньше постоянно присутствовал рядом с Ксенией, если теперь Он незамедлительно показал ей, как преодолеть границу между здесь и там. Решив жить вместо супруга, который не успел покаяться, вдова искупила его грехи, и одновременно, ходя ногами по земле, отрешилась от привычного жизненного уклада и приобщилась к Небесному Царствию.

Но вот, что такое подлинная любовь – не умереть вместе с любимым, но добиться для него вечной жизни.

Мы знаем множество историй, когда вдовы повторно выходят замуж. Нам известны и случаи, когда женщины не хотят искать другого мужчину. Мы также читали в книгах, как несчастные влюбленные уходили из жизни вслед за теми, кого потеряли. Но вот, что такое подлинная любовь – не умереть вместе с любимым, но добиться для него вечной жизни. Лишение земных благ, молитва за весь мир и помощь ближнему – вот какую милостыню целых сорок пять лет раздавала блаженная Ксения за усопшего мужа. Это и есть – «положить душу свою за други своя».

И даже если у нас нет сил и желания повторить подвиг святой, мы всегда можем сделать хоть что-нибудь, из чего будет видно: нам не все равно, что в нашей жизни когда-то был тот или иной человек. И что ушедший близкий хоть как-то для нас продолжает существовать. Здесь не требуется всей души, но отдавать хоть кусочек – это очень важно.

О Джульетте, Дон Кихоте и блаженной Ксении

Я – редактор. Наше издательство выпускает учебники. Мой главный профиль – зарубежная литература. Сейчас работаю над учебником для восьмого класса, в котором среди прочего изложен материал о литературе эпохи Возрождения. В каком-то смысле в данный момент я живу вечными образами – героями Шекспира и Сервантеса. И самыми печальными историями на свете: о любви, ради которой молодым людям пришлось умереть, и о благородстве, которое оказалось ненужным миру. Параллельно я перечитала и житие Ксении Петербургской. Сравнения появились сами собой.

И если Джульетта и Ксения совершенно не поняли бы поступка друг дружки, то подвиги странствующего рыцаря и юродство целого ряда святых чем-то даже очень похожи. Их безумство ради Христа очень похоже на донкихотство. Скитание улицами холодного Петербурга, нелепая одежда, ношение кирпичиков на строительство храма, духовная брань в открытом поле, помощь тем, кому никто не помогает, – для многих и многих напоминают странные деяния Дон Кихота. Но без того, что в глазах прагматичных Санчо кажется борьбой с ветряными мельницами, этот мир давно бы уснул, очерствел и в итоге погиб.  

«Светлое горение, матушка Ксения, помоги мне к Господу любовь не угасить».

Читайте также