Десятинный монастырь для верующих не «незаконный МАФ», а храм
На месте сноса Десятинного храма. Фото: Перший козацький
Если кто-то не понял, о чем я.
Снос "Десятинного монастыря" - сегодня тема номер один в СМИ УПЦ, в телеграм-каналах и в соцсетях ее духовенства и сторонников.
Если для кого-то вне УПЦ это здание было - "незаконная постройка, МАФ от рпцвУ, подлежащий сносу" (и многие публично выражают свою радость по поводу происшедшего), то для простых верующих и духовенства _всей_ _УПЦ_ это был ХРАМ. Независимо от того, кем и при каких обстоятельствах он был построен. Даже независимо от того, бывали ли они в нем, видели ли его своими глазами.
А теперь подумайте, какое значение это событие будет иметь в дальнейшем у верующих и священства УПЦ для определения их отношения к центральным властям и к ПЦУ в целом. Просто подумайте. в этом нет ничего сложного.
Читайте также
Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность
В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей
О двойных стандартах и избирательности церковных традиций
Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.
Алогичность любви
Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.
Справедливость не по ярлыкам
В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.
В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ
Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.
Когда святыню превратили в пепел
Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.