Спасибо Тебе, что не дал тогда, о чем я так горячо просил
Приходит время, когда ты ничего не можешь. Ты бессилен. Ничего не выходит, все валится из рук. Но ты дергаешься, дрыгаешься, машешь руками. Мама называла это «ерпесишься». А дедушка называл «подпрыгивать». Он говорил мне:
- Илья, ну что ты все подпрыгиваешь?
И когда мне добрые люди напоминают снова и снова. О промысле Божием. Что я уж слишком как-то самонадеян. Слишком суетен. И что неплохо бы мне попечения мои земные подумерить. И на волю Божию предаться, и предоставить Богу творить и действовать. Вот просто остановиться, отойти в тень и оттуда сказать, может, даже прошептать просто:
- Теперь ты, Господи, действуй. А я - все, я - сдаюсь.
Тут же, так по-земному, так совершенно материалистически в ответ я бросаюсь рассуждать об ответственности, о «привязанных ишаках и верблюдах», и про то, что "сам не плошай", с таким пафосом, будто я и так уж настолько Господу Богу жизнь свою предал, уж настолько. И ничего хорошего из этого, мол, не вышло. И вот теперь мне предлагают, чтобы я еще больше Богу свою жизнь препоручил. И что же мне теперь делать? Ведь не работает эта штука. Совершенно не работает. Какой еще Бог? Бог молчит. Молчит Он. И не дает желанного. Самому надо делать. Самому.
А ничего все равно не выходит. Ничего не строится. Ничего не берется и не приходит. Ничего не создается и не возникает. И одиночество пожирает тебя, бессильного и жалкого. И руки опускаются. И немощь охватывает тебя всего. И кажется, что никто и никогда не придет к тебе, расслабленному, чтобы отнести тебя на постели твоей к врачу.
И вот в минуты такого самого страшного отчаяния, самого страшного разочарования, самого невыносимого одиночества, когда достается от тебя укоров всем вокруг и самому себе и Богу, вдруг приходит. Приходит, откуда не ждешь. Приходит вообще без твоего труда и без заслуг и без самого малюсенького движения. Получаешь даже не то, что желал и о чем мечтал. А во сто крат больше. Получаешь настолько прекрасное и совершенное, что и в мечтах и желаниях такого не мог представить и предвидеть и просто помыслить. И шепчешь уже:
- Господи, спасибо Тебе, что не дал тогда того, чего я так хотел и о чем так горячо просил. За что укорял Тебя в жестокости, за что думал, что Тебя не существует или что Ты недостаточно добр и милостив. Спасибо, что не дал.
Потому что получаешь новое. Совершено новое. Невиданное и нежданное. Новый ноги, новые руки. Новые средства и цели. Новую жизнь. Совершенно новую жизнь. И видишь новым зрением. И слышишь новым слухом:
- Встань и ходи.
Вот такой у нас Бог.
Читайте також
Ханукія в Україні: не традиція, а нова публічна реальність
В Україні ханукія історично не була традицією, але сьогодні її дедалі частіше встановлюють за участі влади
Про подвійні стандарти та вибірковість церковних традицій
Уже не вперше український інформаційний простір вибухає дискусіями довкола церковних звичаїв. Особливо тоді, коли слова і діла духовних лідерів починають розходитися.
Алогічність любові
Вчинки істинної любові не піддаються логіці: вони слідують серцю, жертвують собою і відображають євангельську сутність Христа.
Справедливість не за ярликами
В Україні дедалі частіше замість доказів використовують ярлики. Одних таврують за приналежність, іншим прощають зраду. Коли закон стає вибірковим, справедливість перетворюється на інструмент тиску, а не захисту.
У ВКРАДЕНОМУ ХРАМІ ДО РАЮ НЕ ПОТРАПИШ
Ця фраза — не риторика, а моральне твердження: неможливо шукати спасіння там, де порушені заповіді. Слова «У вкраденому храмі в рай не потрапиш» нагадують, що святиня не може бути привласнена силою, адже те, що освячене молитвою і любов'ю, не належить людині, а Богу.
Коли святиню перетворили на попіл
Храм підірвали, щоб стерти сліди грабежу. Німці знали час підриву — і зняли все на плівку. Через десятиліття хроніка знову спливла — щоб сказати правду за тих, кого намагалися змусити мовчати.