О недоговороспособности раскольников

Филарет Денисенко и Евстратий Зоря

Одним из постоянных и набивших оскомину упреков в адрес УПЦ и РПЦ является утверждение, что они в течение «десятилетий» «ничего не делали», чтобы уврачевать раскол и не шли на диалог.

При этом те, кто бросаются подобными упреками игнорируют очевидный факт – с Филаретом и его окружением невозможно было договориться!

Требования Денисенко и «епископата» «УПЦ КП» были абсолютно неприемлемыми и невыполнимыми. Даже если представить, что УПЦ пошла бы на колоссальные уступки (вопреки канонам и здравому смыслу) – раскольникам всегда было бы мало!

И эмпирические факты это полностью подтверждают.

Денисенко никогда, ни на одном этапе существования «УПЦ КП», не давал повода считать, будто бы он может поступиться своими амбициями. Ни в отношении РПЦ, ни в отношении того же Константинопольского патриархата.

К примеру, в 2008 году, когда Константинопольский патриархат был согласен вторгнуться на каноническую территорию УПЦ ради легализации раскола, а президент Украины Виктор Ющенко поддержать этот проект, Филарет отверг предложение патриарха Варфоломея! То есть даже признания со стороны Фанара ему было мало и его интересовала только собственная власть и патриарший куколь.

Что касается общей позиции «Киевского патриархата», то она стала полностью невменяемой еще в 2007 году после публикации «Историко-канонической декларации», принятой на «архиерейском соборе» раскольников. В ней были изложены настолько наглые и дикие тезисы, что уже тогда стало абсолютно ясным – никакой диалог со стороны УПЦ при таких претензиях и требованиях невозможен в принципе. И это без учета актов насилия в отношении общин канонической Церкви, которые также делали какие-то переговоры проблематичными.

В 2017 году Филарет дезавуировал свое «покаянное письмо», несмотря на то, что РПЦ и УПЦ создали специальную комиссию для ведения диалога. Помогал Денисенко откреститься от своих слов Евстратий Зоря, который сейчас активно раздает интервью о нежелании УПЦ идти на переговоры.

Наконец, т.н. «объединительный собор» в 2018 году удалось провести только путем обмана Филарета. Украинские власти и греки-фанариоты попросту обвели старика вокруг пальца, пообещав ему сохранение внутреннего руководства. Но и после этого он не смирился и вновь воссоздал раскол в расколе, отказавшись от томоса. При этом нужно отметить, что «объединительный собор» не состоялся бы, если бы в нем вдруг согласилась принять участие УПЦ. Филарет попросту отказался бы от такого формата объединения, потому что, опять же, лишился бы шансов на управление новой структурой.

В этом контексте, все выпады в адрес УПЦ а-ля Драбинко, будто бы «Москва запрещала вести диалог» – смехотворны. Потому что со стороны «УПЦ КП» и Филарета были исключительно требования, вымогательство и оскорбления, и ни одного намека на то, что они согласны действовать в русле канонов. Невозможно было запретить то, что было и так невозможным.

Читайте також

Ханукія в Україні: не традиція, а нова публічна реальність

В Україні ханукія історично не була традицією, але сьогодні її дедалі частіше встановлюють за участі влади

Про подвійні стандарти та вибірковість церковних традицій

Уже не вперше український інформаційний простір вибухає дискусіями довкола церковних звичаїв. Особливо тоді, коли слова і діла духовних лідерів починають розходитися.

Алогічність любові

Вчинки істинної любові не піддаються логіці: вони слідують серцю, жертвують собою і відображають євангельську сутність Христа.

Справедливість не за ярликами

В Україні дедалі частіше замість доказів використовують ярлики. Одних таврують за приналежність, іншим прощають зраду. Коли закон стає вибірковим, справедливість перетворюється на інструмент тиску, а не захисту.

У ВКРАДЕНОМУ ХРАМІ ДО РАЮ НЕ ПОТРАПИШ

Ця фраза — не риторика, а моральне твердження: неможливо шукати спасіння там, де порушені заповіді. Слова «У вкраденому храмі в рай не потрапиш» нагадують, що святиня не може бути привласнена силою, адже те, що освячене молитвою і любов'ю, не належить людині, а Богу.

Коли святиню перетворили на попіл

Храм підірвали, щоб стерти сліди грабежу. Німці знали час підриву — і зняли все на плівку. Через десятиліття хроніка знову спливла — щоб сказати правду за тих, кого намагалися змусити мовчати.