Христианство без оков государственности
Примерно триста лет своей истории христианство не было государственной религией. Таковой было язычество. Затем они поменялись местами лет примерно на 1700. Победа христианства? Или, наоборот, его пленение? Ответить на этот вопрос, наверное, не так важно, как понять, что же будет дальше. Куда Господь ведет свою Церковь? Теме более, что условия, в которых оказалась Украинская Православная Церковь, сами подсказывают нам путь.
Сегодня на наших глазах происходят вещи, которых нельзя было себе представить еще несколько лет назад. Некоторые кафедральные соборы и множество храмов захвачены. Христиане, а тем более священнослужители превратились из, в общем-то уважаемой категории населения, в ненавистных врагов. На них навешали различные оскорбительные ярлыки и вместо людей в них начали видеть «московских попов», «агентов фбс» и прочая. Украинский парламент принял закон о запрете Украинской Православной Церкви, и власть полна решимости воплотить его в жизнь. Получится? Давайте посмотрим на недавнюю историю.
Столетием ранее большевики гнали Церковь, объявляли верующих агентами немецких, английских, японских и еще неизвестно каких разведок и уничтожали их как класс, чуждый советскому строю. Те гонения достигли максимального размаха и жестокости, сотни тысяч верующих и духовенства были расстреляны и замучены в лагерях и тюрьмах, а тысячи соборов и храмов были взорваны и превращены в овощные хранилища. Церковь была почти уничтожена.
Но как же это вяжется с обетованием Спасителя: «созижду Церковь мою и врата ада не одолеют ее»? Кто-то скажет, что мол, это касается Церкви вообще, Церкви, которая во всем мире, а не в нашем селе или городе. В каком-то городе, стране, континенте Церковь можно уничтожить, но во всем мире – нельзя. Вроде, правильно, но это не вяжется с учением о Церкви, согласно которому каждая христианская община, которая собирается во имя Христа («где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них»), которая совершает Божественную Евхаристию – она и есть Церковь, Тело Христово. Не часть Церкви, и тем более не часть административной структуры Церкви, а самая настоящая Церковь, которой и даны все обетования, в том числе и это: «созижду Церковь мою и врата ада не одолеют ее». Как же понять это обетование? Как же согласить его с тем, что мы видим собственными глазами, с запретами Церкви, захватами храмов и т. д.? А сто лет назад – с физическим уничтожением и храмов, и христиан?
Возможно, ответ заключается в том, что уничтожается не Церковь, а та форма, в которую мы, люди, облекли Церковь, созданную Христом. Господь почему-то попускает ей уничтожиться. Почему? Не потому ли, что она не вполне соответствует Его замыслам, Его представлению о том, какой должна быть Его Церковь?
В истории уже был прецедент, когда Господь свидетельствовал о том, что та Церковь, которую Он создал, превратилась в нечто небогоугодное. Речь идет о Церкви ветхозаветной. Свое начало богоизбранный народ ведет от праотца Авраама. Бог дал сему праведнику обетования, заключил с ним завет. При Моисее и Аароне Господь дал народу израильскому заповеди, установил порядок богослужений, определил круг священников и левитов. И что сделали израильтяне с этой, Богом данной Церковью? Во что они ее превратили? «Дом мой домом молитвы наречется, а вы превратили его в вертеп разбойников», — вот как охарактеризовал Христос свой ветхозаветный дом. Удивительное дело, самые отъявленные разбойники, убийцы, насильники, блудницы и прочие, как принято говорить, отбросы общества не удостаивались от воплощенного Бога тех эпитетов, которыми Он награждал фарисеев. «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не вхо́дите и хотящих войти не допускаете» (Мф 23:13). А те, кто горделиво заявлял Христу: «…отец наш есть Авраам» (Ин 8:39), вообще услышали в ответ: «Ваш отец — диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины» (Ин 8:44). Стоит ли говорить о том, что Творца всяческих осудили на крестную смерть не кто иной, как первосвященники ветхозаветной Церкви.
В новозаветной Церкви также с апостольских времен было полным-полно нестроений. Чтобы в этом убедиться достаточно просто вдумчиво прочитать книгу Деяний и апостольские послания. Но в начале IV века эти нестроения вышли на качественно новый уровень, Церковь подверглась просто колоссальным изменениям: она стала государственной. Принято считать, что первые три века истории Церкви – это эпоха гонений, а после – расцвет Церкви. В каком-то внешнем значении это действительно так. Но факты вещь упрямая: после трех веков гонений от язычников, Церковь пережила гонения… от «христианских властей». Да-да! После I Вселенского собора в Никее в 325 г., осудившего арианство, это лжеучение стало доминирующим в Римской империи, а римские власти занимались репрессиями против несогласных, т. е. против православных, тех, кто строго придерживался Никейского вероисповедания. Их ссылали, изгоняли, храмы захватывали и отдавали арианам. Почти все епископы были арианами, чуть ли не единственный, оставшийся верным Никейскому исповеданию веры, Афанасий Великий, епископ Александрийский был изгнан из Александрии, и чтобы избежать ссылки, а возможно и смерти, был вынужден скрываться у основателя монашеского жития Антония Великого. Плодом этого, кстати, явилось житие Антония, написанное святителем Афанасием.
Через несколько десятилетий борьбы арианство все-таки потерпело поражение, но дальше произошло еще более неприятное явление: уже православные начали использовать государственный силовой ресурс для борьбы с арианами. Уже ариан, а затем и других еретиков преследовали, ссылали и так далее. И все это происходило не потому, что православие или арианство доказало свою истинность, а потому, что для власть имущих сначала православные считались угрозой для единства римской империи, а затем – ариане. И во всей последующей истории Церкви практически всегда богословские споры накладывались на политические разделения (и наоборот) и их решение стало зависеть не от того, какое учение истинно, а какая политическая партия оказывалась сильнее в данном историческом периоде. Решающими стали не вероучительные аргументы, а политические, общественные, культурные и так далее факторы. От того, что государственная власть и различные претенденты на нее вмешивались в богословские споры они разрешались очень болезненно, а порой и кроваво, а многие и важнейшие из них не разрешены до сих пор.
Многие церковные историки и богословы обращали внимание на тот факт, что монашество возникло и сформировалось именно тогда, когда христианство стало государственной религией римской империи. Почему люди, стремившиеся к Богу, массово стали уходить в пустыни? Убегать от мира с его суетой, ложью и лицемерием? Не потому ли что этот мир пришел в Церковь вместе со своими правилами и ценностями?
Если до IV века Церковь выполняла только одну функцию, заповеданную ей Христом – благовестие спасения и соединение верующих с Богом, то позже, став государственной, она восприняла на себя множество других функций, унаследованных ею от язычества. Среди них можно выделить следующие.
Во-первых, это легитимизация государственной власти, причем не власти вообще («нет власти не от Бога»), а легитимизация конкретных правителей. Помазание на царство (которое, кстати, начало практиковаться только с V века), коронация и так далее. Причем порой «помазанниками» становились люди, известные своей жестокостью и аморальным поведением, получившие власть путем убийств, интриг и прочих злодеяний и творившие уже в «помазанном» состоянии еще большие мерзости и жестокости (в том числе и против Церкви). Церковь часто старалась противостоять различным мятежам и посягательствам на власть в государстве. Она часто предавала бунтовщиков анафеме. Но стоило какому-то бунтовщику свергнуть «помазанника», т. е. оказаться удачным бунтовщиком и Церковь уже его помазывала на царство и соответственно грозила анафемой всем, кто посмел бы посягать уже на его власть. История Византийкой империи изобилует подобными случаями, не говоря уже о Западной церкви.
Во-вторых, участие в борьбе за власть. Церковные деятели, и православные и различные еретики вынуждены были поддерживать конкретные политические силы, потому что от них зависело какое учение будет признано истинным. Нагляднее всего это видно на примере иконоборческой эпохи, когда отношение к иконам как в калейдоскопе менялось вместе с персоналиями на троне. Собор епископов, утверждавший иконоборчество объявлялся Вселенским, а иконоборчество – истинным, чтобы через несколько десятилетий, после смены власти (кровавой, как правило) он объявлен лжесобором, а Вселенским – собор утверждавший иконопочитание. Потом они опять менялись местами, и так несколько раз. Спор, который без вмешательства сильных мира сего, мог бы быть решен в течение нескольких лет если бы остался чисто религиозным, затянулся более чем на столетие, повлек многочисленные жертвы и нанес огромный вред делу Церкви.
В-третьих, это идеологическая функция. Церковные деятели внушали народу те нарративы, которые были выгодным правителям, приучали народ выполнять волю власть имущих и не задумываться о правильности такого поведения. Это касается и общественно-производственных отношений, когда Церковь охраняла тот общественно-политический строй, который существовал в данный момент, каким бы уродливым и антихристианским он ни был. Это касается и участия в войнах, когда одному правителю хотелось пойти войной на другого и для того, чтобы мотивировать своих подданных умирать и убивать за его амбиции, церковные деятели апеллировали к религиозным чувствам народа. Вот, к примеру, праздник в честь иконы Божией Матери «Знамение» 27 ноября, в котором вспоминается избавление Новгорода от нашествия войск Андрея Боголюбского в 1170 г. Согласно преданию, новгородцы победили после крестного хода с этой иконой. Но в войсках Андрея Боголюбского также было множество икон, хоругвей и прочей христианской символики. Под этой символикой, кстати, эти войска в 1169 г. взяли и разграбили Киев. Причем согласно летописям, творившиеся тогда жестокости намного превзошли то, что делали впоследствии татары. Получается, что воины с обеих сторон вдохновлялись на убийства друг друга христианскими святынями. И так было практически во всех войнах периода междоусобной вражды, длившегося несколько столетий. Новгородские, к примеру священники благословляли своих воинов на войну с суздальцами или рязанцами, которых в свою очередь благословляли тамошние священники. Да, из истории известны случаи, когда епископы пытались мирить князей, по почти все эти попытки оказывались провальными.
В-четвертых, культурная функция. Церковь стала средоточием и источником культуры, традиций. Опять же, форм в которые облекается христианство, в которых оно выражается. Наивно думать, что можно постичь суть без формы, но если форма становиться самодовлеющей, если она превращается в своеобразного идола, то она уже не помогает постичь смысл, истину, а превращается в непреодолимую преграду на пути к ней. Пример тому – старообрядчество. Люди настолько обожествили форму, тексты (во многом, кстати, ошибочные), стой богослужения и так далее, что ради верности ей пожертвовали главным – сохранению себя в Церкви. Отказались от епископства, священства, впали в жуткие извращения – лишь бы сохранить верность форме. Вот пример: в 1551 г. на Стоглавом соборе в Москве были прокляты все, кто креститься тремя перстами (до этого, кстати, аналогичными проклятиями разразились греки). А в 1666 г. в той же самой Москве такой же собор, названный уже «Большим Московским», проклял всех, кто креститься двумя перстами. Вдумаемся в это! Людей проклинали и приговаривали к адским мукам только за то, что они не так крестились! Не будем уже говорить о проклятиях тем, кто совершает крестные ходы по часовой стрелке (посолонь) или наоборот. Как все это вяжется с заповедью о любви к ближним?
В-пятых, национализм. Церковь, вероисповедание, стало элементом национальной самоидентификации. «Мы православные не потому, что веруем, а потому что мы греки (русские, сербы и так далее)». Отсюда попытки религиозно обосновать преимущество эллинизма, русского мира и прочая. Не так давно один греческий богослов заявил, что Церковь не осуждает Московского патриарха Кирилла за идеологию русского мира потому, что подобный национализм присутствует практически у всех Поместных Церквей. Греческая Церковь – это оплот эллинизма, Сербская – сербского национального самосознания и так далее. Отсюда и позиционирование Православной церкви Украины, а еще раньше УПЦ Киевского патрирахата, как украинской национальной церкви. Но ведь во Христе «нет ни иудея, ни эллина». Церковь все-таки Христова, а не национальная.
Стоит ли говорить о том, что все эти функции присущи любой религии, любому языческому верованию и не имеют ничего общего с Евангелием? Впрочем, очень трудно представить, как Церкви удалось бы избежать исполнения всех этих функций, коль она стала государственной. Но, вероятно, не так страшно, что Церковь эти функции исполняла и во многом продолжает исполнять, как то, что в сознании огромного числа людей они совершенно заслоняют собой ту, главную: «идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и святого Духа, уча их соблюдать все что заповедал вам». Об этом все как-то позабыли, вынесли за скобки, особенно те люди, которых относят к общественно-политическим элитам. Вспоминать об этом как-то не принято, а тем более жить и действовать исходя из этого.
Продолжение следует