Канада и дети

   Почитал про канадский Биль 89, согласно которому детей можно забирать из семей, если родители выступают против операций по перемене пола "в интересах ребенка". Поправьте меня, если это не так, но насколько мне известно,1.Не существует объективных анализов, которые дали бы возможность идентифицировать ребенка как трансгендера. Чисто биологически "трансгендер" не отличается от "цисгендера". 2.в детском и подростковом возрасте идентификация себя с противоположным полом может спонтанно проходить, и юный трансгендер вырастать вполне себе цисгендером.
   В этой связи - чтобы не быть несправедливым и поспешным в моих выводах - мне хотелось бы понять, 1)Как власти собираются идентифицировать изымаемого ребенка как "трансгендера" 2)Как они могут быть уверены, что ребенок, в итоге, не вырастет благополучным цисгендером, если оставить его с папой и мамой?

Читайте также

Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность

В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей

О двойных стандартах и избирательности церковных традиций

Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.

Алогичность любви

Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.

Справедливость не по ярлыкам

В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.

В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ

Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.

Когда святыню превратили в пепел

Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.