C нашим братом-православным со скуки не помрешь

Нет, как хотите, а с нашим братом-православным со скуки не помрёшь... Вот не далее, как пару месяцев назад одна не в меру ревностная прихожанка с жаром убеждала меня, обладателя биометрического паспорта и идентификационного номера, что все технологии учета и идентификации – от лукавого. Причина в том, что они-де обезличивают человека. "Вы понимаете, нас лишают имени, а вы, ведь знаете, что значит имя"! А сегодня читаю поданную ей на пост записку, а там как не "ХрЕстина", так "Горпина"... Только наш человек так может – придавать имени почти мистическое, сакральное, значение и одновременно коверкать это самое имя до неузнаваемости.
Я бы на эту тему побрюзжал, да неохота. Тем более, что упомянутая тенденция нередко оборачивается курьёзами.

Лет пятнадцать назад служил я в селе. Будучи за годы учёбы в семинарии избалован помянниками, где правильные, полные имена красиво написаны "чёрной тушью на веленевой бумаге", я далеко не сразу привык к тем обрубкам имен, которые были в ходу у местных жителей и в большом количестве украшали собой записки и поминальные книжечки.

Однако навык – великое дело. Через пару месяцев я, неместный и русскоговорящий, почти безошибочно ориентировался в Тодоськах, Нюсях и Мусиях. Чуть дольше меня держал в недоумении таинственный Али, кочевавший из помянника в помянник, причем поминавшийся как за здравие, так и за упокой, в селе где живого мусульманина никто в жизни не видал. Потом, правда, вся интрига исчезла - оказалось, некоторые так пишут имя Алла. По-украински, в родительном падеже и с ошибкой в виде пропущенной буквы.

И только я-было расслабился, как наступил Великий пост. В алтаре выросла гора помянников, а с нею появилась новая интрига. Оказалось, что в моём приходе молитвенно чтут память... генерала Франко. Нет, серьёзно. Я встречал Франко в каждой третьей записке и даже стал всерьёз задумываться, что же такого хорошего сделал каудильо нашим соотечественникам, что о нём молятся в подольской глубинке даже через тридцать с лишним лет после его смерти.

Хотя, в конце концов, почему бы нет? Ну диктатор, ну католик... Но вот ведь даже в Москве и даже в патриаршем соборе после смерти Хомейни кто-то подал записку "о упокоении новопреставленного Аятоллы". Мы, поди, не хуже. Одного лишь недоставало – объяснить почитателям памяти генерала, что Франко – это фамилия, а зовут его Франсиско Паулино Эрменхильдо Теодуло. Пусть бы писали хоть одно имя на выбор, хоть все сразу. Я все равно читаю записки в алтаре и про себя – всяко бы язык не сломал. Но тут, совершенно неожиданно, меня просветил знакомый мужичок: оказывается, Франко (с ударением на последний слог) – достаточно распространенное в нашем регионе мужское имя. Ну или было таковым лет пятьдесят назад. То есть к тому, что оно через раз встречается в записках не имеет никакого отношения ни покойный испанский диктатор, ни его воображаемые заслуги перед жителями Центральной Украины, ни местная тенденция к упрощению имен...

Просто к жизни нужно относиться проще. Ко всему – проще: к паспортам и именам, к запискам и поминовениям, к историческим личностям и тем, кто живет рядом с нами.

Проще. И будет нам счастье.

 

Читайте также

В одну мить ми стаємо "московськими попами". "агентами кремля", "ворогами"

Знаходиться сто "законних" приводів засудити, вислати в московію, вигнати з рідної землі, з рідного храму...

Про вишиванку — без пафосу, але з любов’ю

Я люблю вишиванку. Не тому, що так треба. Не заради фото у стрічці. А тому що вона — частина мого життя, мого роду, мого серця.

Робот Епифаний

Картинка задумывалась довольно красивая. А получилась откровенно нелепая.

Я, наверное, не то Евангелие читаю…

Потому что когда слышу, как о Церкви сегодня говорят некоторые люди, которые считают себя православными, — ловлю себя на мысли, что, наверное, у меня другое Евангелие.

Як можна увірватися в Храм, де звершувалася Літургія?

Як можна прийти із натовпом, із криком і злом — туди, де Священник виносив Святе Причастя? Туди, де сходив Дух Святий?

«Вот такой у нас Бог, понимаете? Вот такой!!!»

Каждый раз в Великую Пятницу я задаюсь таким вот вопросом: А зачем Он по Воскресении снова пошел к апостолам? Зачем? Почему Он не пошел к другим?