Через какое-то время и несчастный пранкер, и все мы, будем мертвы
В ленте проклинают пранкера, который и пустил слух о сотнях жертв, много поминая, что пранкер с Украины. У меня в ленте много народа с Украины, никаких злорадств я не наблюдаю, в том числе, со стороны людей, в целом разделяющих официальный нарратив про Россию-агрессора, наблюдаю иногда даже подчеркивание того, что злорадствовать нельзя. Политические предпочтения и нравственные качества лежат в разных плоскостях, тем более - нравственные качества и гражданство.
Вообще желать кому-то тяжкой смерти бессмысленно, мы все непременно умрем, большинство из нас - тяжело, через какое-то время и несчастный пранкер, и все мы, будем мертвы.
Тут лучше подумать о том, что огонь геенны изнутри всегда кажется праведным гневом, и когда вы исполняетесь праведным гневом, это именно он. Так лучше исполняться чем угодно - но не праведным гневом.
Читайте также
Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность
В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей
О двойных стандартах и избирательности церковных традиций
Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.
Алогичность любви
Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.
Справедливость не по ярлыкам
В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.
В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ
Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.
Когда святыню превратили в пепел
Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.