Круговорот красных тряпок в природе
Если я говорю, что мои слова - красная тряпка, лишь выявляющая немирный дух других людей, которые все равно будут воевать и спорить - не со мной, так с другим, а то и детьми жену бить,
то это же означает, что и мои собственные слова - ну те, которые красная тряпка для других, это тоже немирная (но внешне добродушная) реакция на другие «тряпки». То есть мои слова обличают меня в том, что я не мирен по отношению к другим вещам так же, как и не мирны ко мне.
Вот такой круговорот красных тряпок в природе.
Поэтому вот захочу я написать про очередные доброупотребления, и задумаюсь - а не красная ли это для меня тряпка? Не хочу ли я видеть, то есть делать сознательный акцент, именно на этом? Не говорит ли предмет моих обсуждений больше обо мне и о моей проблеме (и о красных тряпках в моих глазах и ушах), нежели о тех прекрасностях, которые я (отметьте, справедливо) заметил и обличил?
Вот ведь...
Читайте также
Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность
В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей
О двойных стандартах и избирательности церковных традиций
Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.
Алогичность любви
Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.
Справедливость не по ярлыкам
В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.
В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ
Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.
Когда святыню превратили в пепел
Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.