Бог не играет ни во что и никак, у Него все серьезно
Микеланджело Буонарроти «Сотворение Адама», фрагмент фрески в Сикстинской капелле
Для многих мыслителей, философов, культурологов, писателей игра – сама сущность и высшее проявление культуры, жизни, личности, свободы, совершенный способ существования человека, общества, даже Бога. Вспомним хотя бы индуистское учение об играющем боге Шиве, создающем и уничтожающем миры, homo ludens – «человека играющего» Хейзинги, «Игру в бисер» Гессе, играющего ребенка Ницше в «Так говорил Заратустра» – высшую стадию сверхчеловечности, наступающую после ступеней верблюда и льва.
Христианская культурология не приемлет этот подход. Для нас игра – принципиально несовершенный, детский, полупустой способ деятельности. Ее позитивный смысл – лишь в подготовке человека к настоящему, взрослому, серьезному делу. Не больше и не меньше. Если игра лишается своей подчиненной, относительной роли, становится самоцелью, абсолютизируется, она становится извращением, грехом.
Бог не играет ни в кости, ни в лапту, ни в футбол. Он в принципе не играет, ни во что и никак. Не актерствует. У Него все серьезно. Он – сама Серьезность. К серьезности покаяния и добродетели Бог призывает и человека, созданному по Его образу и подобию.
Читайте также
Відповідь мовчанням сильніша ситуативних аргументів.
Будьмо багатослівними своїми вчинками, поступками та подвигами, а не вивіреними термінами.
Десятинный монастырь для верующих не «незаконный МАФ», а храм
Какое значение это событие будет иметь в дальнейшем у верующих и священства УПЦ для определения их отношения к центральным властям и к ПЦУ в целом?
Что я здесь делаю? Неделя о блудном сыне
Господи, пусть этот вопрос прозвучит в сердцах тех, кто этой ночью нажимает на кнопку "пуск", и все дети доживут до утра…
Молчать нельзя, когда хулят Бога
В любой дискуссии нужны аргументы, а не эмоции. А вера не имеет доказательств. Это опыт, который у каждого индивидуальный.
Рассказ Александра Ужанкова о чуде святителя Феодосия Черниговского
Летом 1962 года мне исполнилось семь лет, и я очень хотел поскорее пойти в школу.