Как вам служится в украденном храме?

В Украине идет волна насильного перевода общин и храмов УПЦ в новую Церковь

Я для себя хочу понять. Ладно, люди далекие от Церкви, которые по уши увязли в сетях пропаганды, а также местные чиновники идут на нарушение законов - юридических и моральных. Угрожают, проводят заседания, где все решают не члены общины, а непонятно кто, срезают замки в храмах, банально их захватывают с помощью грубой силы.

У меня вопрос к «священникам» «ПЦУ» и якобы «воцерковленным верующим» этой «церкви», которые называют себя христианами. Вы же не слепые и глухие! И прекрасно понимаете каким образом получаете в свое распоряжение храм и имущество УПЦ.

Как вам служится в «украденном» храме? Совесть вовсе не мучает? И как вы там можете молиться Богу, Который не приемлет ложь и лицемерие? Вам хоть немного стыдно?

Читайте также

Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность

В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей

О двойных стандартах и избирательности церковных традиций

Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.

Алогичность любви

Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.

Справедливость не по ярлыкам

В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.

В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ

Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.

Когда святыню превратили в пепел

Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.