Тех, кто торгует благодатью, надо предавать анафеме
Президент Порошенко, Патриарх Варфоломей и Епифаний Думенко
Это не только торговля статусом структуры - это симония чистой воды т.к. вместе со статусом автокефалии Варфоломей предоставил статус священства раскольникам, за что затребовал соответствующую мзду. Как указывают «Украинские новости»: «В обмен на томос Порошенко обязался передать Варфоломею "здания, помещения и другую собственность" в Украине».
Симония была запрещена ещё правилами Вселенских соборов: 29-м правилом святых апостолов, 2-м правилом IV Вселенского собора, 22-м и 23-м правилами VI Вселенского собора, 4-м и 5-м правилами VII Вселенского собора, 90-м правилом Василия Великого. Согласно этим правилам, тех, кто торгует благодатью (поставляемых и поставляющих), надо не только извергать из священства, но и отлучать от общения и даже предавать анафеме.
Читайте также
Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность
В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей
О двойных стандартах и избирательности церковных традиций
Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.
Алогичность любви
Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.
Справедливость не по ярлыкам
В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.
В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ
Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.
Когда святыню превратили в пепел
Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.