Православие не разделяется по национальности, а у Бога нет цвета кожи
А вы понимаете, что когда в США кричат: «долой белого Христа», а на Украине кричат «долой московское Православие» - это одно и то же?
И тем, и другим процессом двигает откровенное человеческое невежество и стремление использовать религиозную тему для политических вопросов. Поэтому представители обоих этих движений это по сути «братья по разуму», или вернее сказать по дурости. Ведь Православие не разделяется на киевское, московское или французское, а у Бога нет цвета кожи, и поэтому в Африке Христа изображают черным, в Китае - желтым, а в Европе - белым. Более того, идя навстречу людям для того чтобы они ближе воспринимали суть Писания, китайцам слово «хлеб» иногда заменяют на «рис».
Но когда у людей нет совести, нет страха Божия, нет разума, то они из религии делают политику и кричат «долой».
Читайте также
Ханукия в Украине: не традиция, а новая публичная реальность
В Украине ханукия исторически не была традицией, но сегодня ее все чаще устанавливают при участии властей
О двойных стандартах и избирательности церковных традиций
Уже не впервые украинское информационное пространство взрывается дискуссиями вокруг церковных обычаев. Особенно тогда, когда слова и дела духовных лидеров начинают расходиться.
Алогичность любви
Поступки истинной любви не поддаются логике: они следуют сердцу, жертвуют собой и отражают евангельскую сущность Христа.
Справедливость не по ярлыкам
В Украине все чаще вместо доказательств используют ярлыки. Одних клеймят за принадлежность, другим прощают предательство. Когда закон становится избирательным, справедливость превращается в инструмент давления, а не защиты.
В СВОРОВАННОМ ХРАМЕ В РАЙ НЕ ПОПАДЕШЬ
Эта фраза — не риторика, а нравственное утверждение: невозможно искать спасение там, где попраны заповеди. Слова «В сворованном храме в рай не попадёшь» напоминают, что святыня не может быть присвоена силой, ведь то, что освящено молитвой и любовью, не принадлежит человеку, а Богу.
Когда святыню превратили в пепел
Храм взорвали, чтобы стереть следы грабежа. Немцы знали время подрыва — и сняли всё на плёнку. Через десятилетия хроника всплыла вновь — чтобы сказать правду за тех, кого пытались заставить молчать.