Что такое Воскресение. Уроки глухой старушки
Никогда не думала, что старушка-попутчица, «божий одуванчик» – вот так просто, за пару минут, подарит мне такое глубокое понимание грядущего праздника.
Бабушку Нину очень любили маленькие дети и коты. Первые питали ко старушке большое уважение за то, что в ее бездонных карманах всегда находилась горсть вкусных конфет или еще лучше – пятигривневая бумажка.
– Возьми-ка вот, внучок, тебе на мороженое, шепелявила она, и внучок – рад стараться – пулей летел в магазин. А коты – коты прямо-таки боготворили бабушку Нину, и она отвечала им безграничной любовью. Хотя нет – ее чувства ограничивались стенами квартиры «кошачьей мамы», как подтрунивая, называли старушку соседи, и размером скудной пенсии, которой едва-едва хватало, чтобы кое-как свести концы с концами. Что же нельзя было ограничить, так это ничем не объяснимый, порой, даже пугающий для 83-летней женщины, оптимизм бабушки Нины, и ее желание помочь, позаботиться просто так. Нищие, побирающиеся под нашим храмом, частенько пользовались ее добротой, и когда на горизонте показывалась старушка, наперебой начинали протягивать пошарпанные стаканчики. И всем она подавала, со всеми говорила, кого-то по-матерински журила кого-то обнимала. Бывало, что сама жила на овсяной каше, но зато притаскивала бомжам целые пакеты с одеждой и снедью.
Разговаривала она громко и часто переспрашивала, – слух был утрачен давно и бесповоротно.
Когда Олег, старый выпивоха, попал в больницу с обморожением, передачи и бульончики ему возил, кто б вы думали? Правильно, она. Еще бабушка Нина умудрялась ухаживать за лежачей племянницей и попутно забегать к двум одиноким парализованным женщинам. Правда, забегать – громко сказано. Даже если старушка пыталась стать по стойке смирно, ее согбенная радикулитом и еще какими-то старческими хворями спина все равно упорно напоминала вопросительный знак и упрямо не хотела разгибаться. Так и получалось, что во время диалога Нина смотрела собеседнику куда-то в район талии. Разговаривала она громко и часто переспрашивала, – слух был утрачен давно и бесповоротно.
Я часто подвозила знакомую бабушку по пути в храм, и за пятнадцать минут она успевала угостить меня дежурной конфеткой, похвастаться очередными котятами, где-то там подобранными и пристроенными в добрые руки, и просто тактично помолчать, тихонько покряхтывая, – такая себе интеллигентка старой закалки. Вот сегодня – уставшая, я спешила домой после Литургии Великого Четверга, но увидела на остановке возле храма знакомую фигуру и притормозила. Бабушка Нина, подслеповато щурясь, уселась рядом, с трудом подобрав многочисленные сумки и свертки.
– Вот, сейчас надо забежать к Наденьке, занести ей куличик свежий, и к Ларисе Степановне, таблетки ей купила, – объясняла виновато. – А тут Ирочке, племяннице моей, косточки на бульончик. И котикам немножко, – кивнула на объемный пакет. Я, в предчувствии, что сейчас опять последует рассказ о ее питомцах, немного неуклюже попыталась перевести тему, мол, Пасха скоро, светлое Христово Воскресение, куличи надо испечь, колбаску-мяско, пост заканчивается. Бабушка Нина повернулась ко мне, и я, пожалуй, впервые увидела удивительный васильковый цвет ее глаз (обычно у людей пожилого возраста глаза словно выцветают, а тут…). Она близоруко заморгала:
– Знаешь, деточка, а ведь Воскресение – это не просто так…
– Ну конечно, Нина Васильевна, не просто. Воскресение – это переломный момент истории, это огромная…, – зашлась я, словно на институтской лекции.
– Я знаю, что значит Воскресение, – перебила меня старушка и внезапно крепко взяла за руку.
Дрожащими пальцами, голыми руками девушка бросилась собирать рассыпанные шарики.
Начинались 1960-тые. Ниночка – комсомолка, затем коммунистка, умница-красавица, высококлассный инженер-электрик, работала на известной гидроэлектростанции. Замуж выйти еще не успела, жила себе припеваючи, строила планы и в красках рисовала светлое социалистическое будущее. Понятно, что места для Бога в тех планах не было. Да и не искал никто для Него там места. На одной из ночных смен произошло ЧП: непонятно по какой причине треснул ртутный переключатель – большая стеклянная колба с металлическими наконечниками. 20 кубиков ртути блестящими горошинками покатились по полу. Нина судорожно вспоминала все, что знала об этом коварном металле. Она отлично понимала – если ртуть не убрать немедленно, уже через пару минут ее ядовитые испарения отравят весь цех – и ГЭС встанет. Это катастрофа – пульсировало в висках.
– Давай, Нина, давай, – скомандовала сама себе.
Дрожащими пальцами, голыми руками девушка бросилась собирать рассыпанные шарики. А они, как живые, не слушались и раскатывались по всем уголочкам. В ту ночь Нина таки собрала все, что вытекло с разбитого переключателя, но вместе с тем – разбила и свою жизнь на до и после. Кроме нее тогда не пострадал никто, да и злополучная ГЭС работает по сегодняшний день, но девушка «схватила» немыслимую дозу испарений.
Сначала просто долго ревела, стоя под резной старой дверью. Потом вошла. И уже не выходила.
– После того случая меня загоняли по медкомиссиям и проверкам. Медики сходились в одном: если дотяну до 40 – значит в рубашке родилась. С поликлиники я шла, не видя дороги за слезами. Сама не знаю, как оказалась в церкви. Сначала просто долго ревела, стоя под резной старой дверью. Потом вошла. И уже не выходила. Заканчивался Великий пост, и свою первую в жизни Пасху я встретила не в комсомольском оцеплении возле церкви, а в храме, на Богослужении, посреди тех, кого еще вчера считала охмуренными религиозным дурманом.
– А что с работой? – как-то не в тему пискнула я.
– Да ничего. Дали мне грамоту за отличный труд и инвалидность. Но тот случай, как я считаю, был настоящим чудом. Чудом не оттого, что я осталась жива – как видишь за девятый десяток перевалило. Чудо в том, что я открыла для себя Бога. Открыла, как книгу, в которой есть ответы на все вопросы, – стоит только попробовать читать.
Я молчала, слушая бабушку Нину, и в носу предательски щекотало. Вспомнилась первая седмица Великого поста, понедельник и первая Преждеосвященная. Эти службы еще свежи в памяти: очень мало пения, зато много чтения. На клиросе я стою возле ступенек, и перед каждой кафизмой меня тихонько дергала бабушка Нина, держа Псалтырь в руках: «О чем читают?» Бедная пыталась сказать это негромко, но слышали даже священники в алтаре. Я повторяла ей первую строчку псалма, и она несколькими движениями находила это место в Псалтыри. Еще раз, – не номер псалма, а строчку! Строчку, Карл! И так всю долгую-долгую службу.
Потом пояснил пономарь, старушка по памяти читала то, что должен был прочесть запнувшийся батюшка.
Богослужение она слушала, стоя под колонкой усилителя, там, где любому другому человеку было невыносимо громко, иначе не слышала. А на время проповеди становилась у самой солеи. Как-то у нас служил молодой священник. То ли от волнения, то ли по какой-то другой причине он запнулся на чтении Евангелия. Воцарилась тишина, и тогда из уголка, где стояла бабушка Нина, донеслось громкое бормотание. Как потом пояснил пономарь, старушка по памяти читала то, что должен был прочесть батюшка. Вот мне бы, здоровой, такое рвение иметь – понимать, о чем молиться, а не просто простаивать службу, как, к сожалению, часто бывает!
Мы встали на светофоре. Бабушка Нина, словно услышав мои мысли, повернувшись в пол-оборота ко мне:
– Понимаешь, когда тебе подписан приговор, и все мыслимые и немыслимые строки прошли, а ты живешь – это особенное чувство. А еще когда ты понимаешь, благодаря Кому все это происходит – хочется жить еще и еще, чтобы успеть отблагодарить Бога за данную возможность. Для меня это и был опыт моего условного воскресения после условного конца. И каждый день моей жизни – возможность еще чуть-чуть приобщиться к этому опыту.
Я благодарна Богу, что Он дал мне понимание: неся этот крест, я сораспинаюсь Христу, имея надежду с Ним иметь и воскресение.
Знаешь деточка, а ведь проблем и трудностей – куча: и болезни, оставшиеся после той злополучной аварии, и безграничная «благодарность» государства в виде копеечной пенсии, и борьба с так тщательно взращенной в моей молодости гордыней и длинным шлейфом вытекающих из этого грехов и грешков, и многое другое. Но я отчетливо понимаю, что все это – и есть тот жизненный крест. Я благодарна Богу, что Он дал мне понимание: неся этот крест, я сораспинаюсь Христу, имея надежду с Ним иметь и воскресение.
– Что, думаешь, громко, пафосно бабка завернула? – улыбнулась старушка. – Нет, деточка, в этом, на первый взгляд, пафосе – и есть истина нашей веры.
Вот, я согрешила, покаялась, преодолела какой-то соблазн, который чуть было не утащил меня на самое дно греха, – и чувствую радость. И эта радость, как мне кажется, радость сердечного раскаяния, и есть предвкушение воскресения и вечной жизни.
Я наконец поняла, что Воскресение Христа – это не меркантильное человеческое стремление вечно жить, а что-то другое.
Я так крепко сжимала руль, что костяшки пальцев аж побелели. Бабушка, как же я тебя недооценивала, и какой обманчивой может быть внешность! А старушка негромко продолжала.
– Для меня особенно ценным был момент, когда я наконец поняла, что Воскресение Христа – это не меркантильное человеческое стремление вечно жить, а что-то другое. Ведь Христос, воскресший человеческой плотью, подарил Своему творению возможность вернуть утраченное в Адаме. Страстный, смертный, тленный человек имеет возможность Воскресением Христовым еще здесь, на земле, прикоснуться к давно утраченному и забытому раю. И я, поняв это, пробую сделать доброй почву моей жизни для того зерна вечности, которое посеял в меня Христос. Как на огородике, понимаешь?
– Ой, деточка, заговорила я тебя совсем, смотри, уже приехали! – зашуршала пакетами бабушка Нина. – Вот тут и остановись, я уже дойду. Спаси тебя Господь! – хлопнула она дверкой.
Никогда не думала, что старушка-попутчица – вот так просто, за пару минут, подарит мне такое глубокое понимание грядущего праздника.
Парковалась я почти на автомате, – такое впечатление произвела на меня беседа с этим «божьим одуванчиком». Никогда не думала, что старушка-попутчица – вот так просто, за пару минут, подарит мне такое глубокое понимание грядущего праздника. Понимание, непонятное многим, называющим себя христианами.
Бабушка Нина еще раз напомнила мне о том, что Воскресение – это не просто праздник с констатацией исторического события, не просто традиция с куличиками и крашенными яичками, это не всеобщее умильное «Христос воскресе! Воистину воскресе!». Это что-то более глубокое и сильное, сподвигающее верующего человека воскресить в своей жизни все то доброе и чистое, что дает возможность лично приобщиться к Воскресению Христа. А мы в суматохе будней часто об этом забываем. И сиянье славы Спасителя, поправшего смерть, меркнет за беготней и предпраздничными приготовлениями.
Спасибо тебе, бабушка Нина, за урок. Громко-громко приветствую тебя, чтобы ты расслышала: Христос Воскресе!
