Вечный бой Мартина Лютера: от «Восстань, Господи!» до женского епископата
10 декабря 1520 года перед Эльстренскими воротами в Виттенберге Мартин Лютер с группой студентов сжег папскую буллу Exsurge Domine (букв. «Восстань, Господи!») об отлучении его от церкви.
Данный поступок можно оценивать по-разному и, где-то даже по-человечески понять, но с христианским смиренномудрием он точно ничего общего не имеет.
Можно сказать, что Реформация и деятельность Мартина Лютера, как фактически ее родоначальника и одного из главных вдохновителей, произвели «тектонические» сдвиги в европейском обществе. Проявились они как в продолжительных кровопролитных религиозных войнах, так и в социальных изменениях. К примеру, по мнению немецкого социолога Макса Вебера, именно протестантская этика сыграла решающую роль в формировании капиталистических отношений в европейском обществе.
Но давайте обратимся к духовной и догматической стороне лютеранства и посмотрим, к чему же привели реформы Мартина Лютера. Нельзя не сказать, что начинания его были основаны на вполне благих намерениях. Когда в 1517 году, когда Лютер прибил к воротам Виттенбергского храма свои знаменитые 95 тезисов, он и не думал отделяться от католической Церкви. Возмущение его было направлено против злоупотребления индульгенциями. Последней каплей для Лютера стало прибытие в город одиозного доминиканского монаха Иоагана Тецеля, устроившего, как сейчас бы сказали, файершоу с прочими представлениями, ради запугивания людей адскими муками и более успешной продажей этих самых индульгенций.
Причина столь активного сбора «пожертвований» с населения также не отдает особым благочестием. Все дело в том, что к началу XVI века в Германии освободились сразу три епископские кафедры в таких крупных городах как Майнц, Бранденбург и Магдебург. Все эти вакантные места были заняты одним человеком – Альберхтом II из рода Гогенцоллернов. За каждую кафедру полагалось внесение определенной суммы в казну Римского престола, а общая сумма составила 30 тыс. гульденов.
Ради погашения этого довольно-таки крупного долга Гогенцоллерны взяли кредит у банкирского дома Фуггеров, а задачу сбора денег возложили на плечи того самого Иогана Тецеля. Вот как это описано в одном из информационных бюллетеней современных лютеран:
«Тецель избрал ареной своей деятельности Лейпциг и его окрестности. В пламенных выражениях он восхвалял народу чудодейственную силу своего товара; у него была особая такса для каждого преступления: 7 червонцев для простого убийства, 10 – для убийства родителей, 9 – за святотатство и т. д. Тецеля принимали с великим почётом во всех городах. Мужчины и женщины, богатые и бедные сбегались к нему за разрешительными грамотами; даже нищие приносили свои последние гроши, чтобы смыть свои грехи и избавить души близких от мук чистилища».
«Я и сам не знаю, какими духами я обуреваем»
В душу и мысли самого Лютера мы, конечно же, не заглянем, но нельзя не сказать, что его, где-то даже благие начинания, привели к довольно-таки печальным последствиям. Причина этого, может быть, кроется в определенной экзальтации самого лидера Реформации, особенно учитывая, что монашество он принял не из желания послужить Богу, а в результате необдуманного и эмоционального обета данного им в состоянии испуга от ударившей рядом с ним молнии.
Но как бы там ни было, есть свидетельства, что однажды один из его учеников сказал: «Ты – освободитель христианства», – на что сам Лютер ответил: «Да, но так, как слепая лошадь, не знающая, куда правит всадник», – и уже сам себе признается: «Я и сам не знаю, какими духами я обуреваем». И, как отмечает Дмитрий Мережковский: «Если этого не знает он сам, то еще меньше знают другие».
Учитывая эти высказывания, становится понятно, куда может завести такой пастырь: «Слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15,14).
«Яма» эта, в общем-то, не заставила себя ждать. Лютер был большим поклонником блаженного Августина, который много писал о примате Божественной любви и благодати над человеческой свободой. Но лидер Реформации доводит до крайности эту мысль отца Церкви и начинает утверждать, что человеческие дела не имеют никакой силы для спасения, так как спасется человек только лишь верой (только лишь благодатью). Он, таким образом, полностью лишает человека свободы, как одной из черт образа Божьего. Ему абсолютно недоступно такое понятие как συνεργία («синергия») – сотрудничество, соработничество человека и Бога в деле спасения. Лютера это абсолютно не смущает, так как он сам писал следующее:
«Что касается меня, то признаюсь: если бы это и было возможно, я не хотел бы обладать свободной волей или иметь в своей власти нечто, при помощи чего я мог бы стремиться к спасению».
Он хотел освободить верующих от духовного произвола, но отвергнув авторитет римского понтифика, Лютер, в силу логической необходимости, начинает отвергать авторитет иерархии, а затем и святых отцов, Вселенских соборов и, в конечном счете, всего Священного Предания.
По большому счету он видит лишь слова: «Праведный верою жив будет» (Рим. 1,17), – при этом не замечает слов: «Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе» (Иак. 2,17).
Откуда берется такое вольное понимание Священного Писания? Все дело в том, что восстав против папства, он хотел освободить верующих от духовного произвола, но отвергнув авторитет римского понтифика, Лютер, в силу логической необходимости, начинает отвергать авторитет иерархии, а затем и святых отцов, Вселенских соборов и, в конечном счете, всего Священного Предания.
Но если никакого Священного Предания нет, тогда можно отвергнуть и апостольское преемство, а в богословских вопросах и понимании Священного Писания каждый становится авторитетом для самого себя. Этот вывод был предвосхищен еще в 37 тезисе Лютера: «Всякий истинный христианин, живой или мертвый, причастен ко всем благам Христа и Церкви, вследствие дара Божия и без отпустительных грамот».
Мартин Лютер переводит Библию на немецкий язык в надежде, что всякий, не закоснелый во зле, человек будет ее правильно понимать и без «постороннего» руководства в «лице» Предания. Но он сильно ошибся, так как уже его ближайшие последователи воспринимали Священные тексты по-разному.
Но если никакого Священного Предания нет, тогда можно отвергнуть и апостольское преемство, а в богословских вопросах и понимании Священного Писания каждый становится авторитетом для самого себя.
Но на этом Лютер не остановился. К Священному Преданию относится и канон книг Священного Писания, т.е. именно благодаря Преданию (в данном случае сюда нужно отнести постановления Лаодикийского 363 г., Иппонийского 393 г. и Карфагенского 397 г. Соборов) мы знаем, какие книги являются богодухновенными, а какие апокрифическими. Возложив определение достоинства священных книг на субъективный человеческий разум, Лютер и сам фактически пришел к отрицанию авторитета Писания.
Так, например, Евангелие от Иоанна и многие послания апостола Павла обладают для него преимущественным значением в силу содержащегося в них учения об оправдывающей человека вере, в то время как синоптические Евангелия имеют гораздо меньший авторитет, потому что много говорят о роли добрых дел. А вот послание апостолов Иакова, Иуды, Павла к Евреям и Апокалипсис Лютер вообще считал недостойными апостольского величия и отвергал их подлинность.
Таким образом, он изменил отношение к вопросу богодухновенности священных книг и считал, что Слово Божие содержится в Писании, но Писание – это не Слово Божие.
Мы видим, что в конечном итоге Мартин Лютер пришел к отрицанию всех авторитетов и возведению в степень главнейшего авторитета субъективного человеческого мнения. Его идеи захватили умы половины населения Европы, которая покрылась в XVI столетии конфедерацией протестантских епархий, его аргументы казались убедительными и были возведены на уровень политических лозунгов и использованы политическими силами.
Лютер действительно вышел победителем из спровоцированных им самим сдвигов, но время продемонстрировало нам, что, в конечном счете, он проиграл не только в духовном, но и в историческом плане.
Уже при его жизни протестантизм начал дробиться и сегодня лютеранство далеко не самая большая в мире конфессия. Тех же пятидесятников и баптистов гораздо больше. Даже в самой Германии сегодня католики численно превышают лютеран. Однако же дело здесь даже не в численности, а в качестве, во внутреннем содержании самого лютеранства.
Описанное вольнодумство, отвержение всяких авторитетов дает свои плоды и в XXI веке. Достаточно обратить наше внимание на крупнейшую лютеранскую организацию – «Церковь Швеции», во главе которой стоит женщина – епископ Уппсала Антье Якелен.
А вот епископом Стокгольма является уже не просто женщина, а откровенная лесбиянка Ева Брунне, проживающая в «браке» с другой «священницей». Либеральное объединение лютеран Нидерландов еще в 2001 году «благословило» однополые браки, а «Церковь Датского Народа» и того раньше – в 1997-м. «Евангелическая Церковь Германии» в 2007 году одобрила союзы «содомитов», изложив свои положения в декларации под красивым названием «Укрепление надежности и ответственности».
Список этот можно продолжать еще долго, но вывод здесь очевиден и о нем мы уже сказали: «Слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15,14).
