А что изменилось?
Кто спасается в УПЦ, тому политика вряд ли станет аргументом для радикальных изменений в духовной жизни.
Если вдруг взять и выключить оголтелый вой томосной пропаганды, выжигающей мозг из всех девайсов, то сразу всплывает вопрос: а что, собственно, изменилось?
Завезли из космоса новых священников/епископов/проведников? Или Дух святой вдруг снизошел на клириков УАПЦ/КП и заговорили они «на всех языках», исправив свое образование, укрепив духовный опыт, нарастив уровень и степень праведности?
Можно прогуляться любым воскресным утром по киевским храмам разных конфессий и увидеть, сколько и куда людей реально приходит на богослужения. Не на Пасху с харчами, а в самое рядовое воскресенье, на Литургию. Вся липовая социология рассыпается, как трухлявый пень. Почему? Да потому, что душу не проведешь. Человек в церковь идет не за геополитической безопасностью, политической незалежностью и не потому, что «куда все туда и я». Как правило, в храм идут (бегут, ползут), когда внутренний мир выть начинает. Когда жаренный петух в одно место, когда комфортный мирок вдребезги, когда близкие минус и болячки плюс. И в храме человек ищет не «исторычнэ право», а Бога. Который в конце концов остается единственным прибежищем и надеждой.
А приближаясь к Богу, приближаешься к тому, что называют термином «благодать Божья». Это то, что так естественно знакомо для воцерковленных людей и дебри непроходимые для площадных горлопанов. То, что ощущается где-то на невероятно тончайшем, сакральном уровне. К чему самостоятельно прийти невообразимо сложно, и за помощью в чем человечество не одну тысячу лет прибегает к услугам (от слова служить) священнослужителей.
И тут уже вышиванка точно не сертификат аутентичности. Священник либо Богу служит, либо религиозно-политическим бизнесом занят. Поэтому к одним очереди и до, и после службы, а у других вроде и храм в золоте-мраморе, и облачение с камнями, а на праздничной службе три бабули, два туриста.
Кому было до 15 декабря комфортно и благодатно в УАПЦ/КП, тот там и останется. А кто спасается в УПЦ, то политика вряд ли станет аргументом для радикальных изменений в духовной жизни.
Церковь – это институт человеческий, но учрежденный и опекаемый Богом. И контрафактом душу не обманешь. Никто не в состоянии принудить верующего сменить Церковь, потому что того требуют политические реалии. Этого не смогли достичь сто лет тому назад большевики v1.0, с их мощью и напором, а этим нынешним, v2.0, не под силу уж и подавно…
Читайте також
Різдво чи день програміста: про віру, вибір і відповідальність
7 січня для багатьох — не просто дата в календарі, а питання віри й особистого вибору. Спроба надати цьому дню новий зміст змушує замислитися, без чого людині справді важко жити.
Ханукія в Україні: не традиція, а нова публічна реальність
В Україні ханукія історично не була традицією, але сьогодні її дедалі частіше встановлюють за участі влади
Про подвійні стандарти та вибірковість церковних традицій
Уже не вперше український інформаційний простір вибухає дискусіями довкола церковних звичаїв. Особливо тоді, коли слова і діла духовних лідерів починають розходитися.
Алогічність любові
Вчинки істинної любові не піддаються логіці: вони слідують серцю, жертвують собою і відображають євангельську сутність Христа.
Справедливість не за ярликами
В Україні дедалі частіше замість доказів використовують ярлики. Одних таврують за приналежність, іншим прощають зраду. Коли закон стає вибірковим, справедливість перетворюється на інструмент тиску, а не захисту.
У ВКРАДЕНОМУ ХРАМІ ДО РАЮ НЕ ПОТРАПИШ
Ця фраза — не риторика, а моральне твердження: неможливо шукати спасіння там, де порушені заповіді. Слова «У вкраденому храмі в рай не потрапиш» нагадують, що святиня не може бути привласнена силою, адже те, що освячене молитвою і любов'ю, не належить людині, а Богу.