О том, как католики Русь «крестили»!

Сегодня над нашей страной с новой силой нависла угроза окатоличивания. Так, в нынешней власти вопросы межрелигиозных отношений, в основной своей массе, курируют униаты, т.е. именно они занимают самые ответственные гос. должности в этой сфере. На телевидении идёт постоянная пропаганда западного образа жизни и западного христианства: Папа Римский не сходит с телеэкранов и одновременно с этим льётся грязь на каноническую Украинскую Православную Церковь. Особенно усердно трудится на этом поприще телеканал 1+1, ведущая которого Алла Мазур не скрывает своих униатских и, следовательно, католических симпатий. Да и сами униаты, в лице своих лидеров, буквально каждый год в преддверии праздника Дня Крещения Руси, старательно подчёркивают, что это и их, – униатов – праздник.

И хотя с греко-католиками, в этом смысле, всё ясно (сама по себе Уния возникла только в конце 16-го века и поэтому к Крещению Руси униатская церковь не имеет никакого отношения), тем не менее, миф о том, что Русь крестилась не от Византии, а от Рима, живёт уже много веков.

Римо-католические писатели нередко с гордостью указывают на этот факт как на признак жизнеспособности католичества, при этом не брезгуя откровенными выдумками и подлогами. В частности, нас уверяют в том, что будто бы население Киевской Руси было обращено в христианство латинскими миссионерами, и только впоследствии (отделившись от Рима) оно перешло на сторону Православия. По этому поводу в католических источниках можно найти целый ряд преувеличенных или просто вымышленных сказаний о действиях и успехах католической пропаганды.

Католические мифы о Крещении Руси

Так, например, латинское сказание о Бруно-Бонифации присваивает ему титул русского апостола, а само сказание предстаёт перед нами как красивая и захватывающая воображение легенда, в которой Бонифаций (родственник императора Оттона 3-го и ученик св. Ромуальда), будучи покорен недавними подвигами св. Адальберта-Войтеха, епископа пражского, проповедовавшего в земле пруссов, и желая идти по его следам, берёт в Риме у папы благословение, принимает епископский сан и отправляется в землю славян для проповеди Евангелия: “На пути своём через языческие страны он поражает язычников суровостью своих подвигов, мужеством и силою слова так, что наводит на них страх. Придя в Россию к самому царю руссов, он начинает здесь свою проповедь. Царь, видя его босым, одетым в рубище, думает, что он хочет ремеслом нищенства собрать богатство, и обещает ему дать это богатство, если Бонифаций откажется от своего ремесла. Бонифаций в другой раз является к царю уже одетым в дорогие святительские одежды. Выведенный этим из прежнего заблуждения, царь предлагает ему пройти среди двух горящих костров с тем, что если он останется невредим, то сам царь и народ уверуют его проповеди… И Бонифаций торжественно прошёл среди костров, не потеряв даже ни одного волоска. Тогда царь и все зрители бросились к ногам его и настоятельно просили крещения, которое и принял тут царь с множеством народа…” (1).

На самом же деле, из двух совершенно достоверных, дошедших до нашего времени источников (личного письма Бруно к германскому императору Генриху 2-му, написанному около 1007-го года, и свидетельства Титмара Мерзенбургского) мы знаем, что Бруно побывал с проповедью в Померании, Венгрии, Пруссии и у печенегов. В Киеве же Бруно останавливался на очень короткий срок (когда отправлялся с проповедью к печенегам и, потерпев неудачу, возвращался от них). Он был убит по дороге на родину в Пруссии язычниками.

А авторитетный историк Риской Церкви кардинал Цезарь Бароний (ум. 1607 г.) в своих знаменитых “Анналах” указывает на то, что Русь была крещена ещё до появления в её пределах Бруно-Бонифация.

Ещё менее правдоподобной является легенда об “известном проповеднике и апостоле земли Русской” – доминиканце Яцеке (Иакинфе – Hyacinthus). Его биографы Бзовий и Ходыкевич говорят нам, «что он отправился на Русь по поручению папы Григория IX… во главе учреждённой им русской миссии…» Исследователь И. Малышевский, разбираясь в сказаниях о Яцеке, для краткости приводит следующие слова Ходыкевича: “Не меньшие подвиги и чудеса явил Гиацинт (Hyacinthus) в России в обращении язычников и схизматиков, когда исполнял апостольское поручение папы… В Россию прибыл он в исходе 1233 г. с многочисленным обществом иностранцев…”(2).

Если верить его биографам, то миссия Яцека в Древней Руси имела полный успех: биографы приписывают ему многочисленные миссионерские подвиги (обращение царствующих особ, основание многочисленных общин проповедников, строительство церквей и монастырей) не только на территории древнерусского государства, но и в Молдавии, Валахии, Дакии, Болгарии и даже в Византии. И везде он посрамлял заблуждения, истреблял схизму, искоренял идолопоклонство, ниспровергал магометанство, являл чудеса исцелений и т.д., короче говоря, везде, где бы он ни был, Яцек являл торжество католической веры. А на Руси он якобы крестил великое множество язычников и бесчисленное множество схизматиков возвращал в недра Церкви.

Конечно, сам факт католической пропаганды на территории Древней Руси не может вызывать каких-либо сомнений. Но в самой легенде о торжестве миссии Яцека и его феноменальных успехах организатора слишком мало правды и ещё больше несостыковок и небылиц.

Так, например, биографы относят миссию Яцека на время правления в Галиции Коломана и Соломии (сына венгерского короля Андрея и дочери польского князя Лешка Белого Краковского). Но их княжение кончилось в 1219 году, а миссия Яцека началась не ранее 1228 г. Точно так же ничем не подкрепляются большинство сказаний о церквях и монастырях, основанных Яцеком. Так, например, учёный и трудолюбивый исследователь истории Галицкой Руси Д. Зубрицкий собрал из местных памятников и провёл в систему точную хронологию основанных в Галиции латинских церквей, по которым древнейшие из них не восходят далее конца 14-го века.

Точно так же не было и не могло быть на Руси в это время никакого католического епископата. Сказания об успехе миссии Яцека в других странах (например, в Византии) также выглядят по большей части слишком неправдоподобно. Подтверждение этим выводам можно найти в буллах папы Григория IX: “…церковно-историческая ценность этих булл заключается в том, что они раскрывают нам и красноречиво доказывают, насколько, действительно, преувеличены или просто вымышлены сказания доминиканцев о громких успехах своей пропаганды. Миссия эта, по буллам папы Григория IX, сопровождалась очевидными и резкими обнаружениями полного нерасположения русских к латинству и латинской пропаганде… Наконец, характерно и замечательно в этих буллах то, что папа нигде, при всей склонности католиков к преувеличениям, не мог похвалиться успехами пропаганды; наоборот, с большой горечью он сознается и констатирует факт массового отлива людей, особенно из низших слоёв, которые бросали тогда польское латинство ради русского Православия…” (3).

Доктрина «двух мечей»

Впрочем, нет ничего странного в том, что подобные легенды возникли и возникают в среде римо-католической пропаганды. Объясняются они довольно просто – сугубо практическим духом латинского христианства, духом, который они унаследовали от Древнего Рима и который побуждал латинских учителей (и побуждает до сих пор) особенно ревновать о внешнеполитических успехах и пространственных завоеваний для Римской Церкви и во “благо” папского престола. Дело в том, что:

«На европейском Западе в Средневековье не без влияния творений блаженного Августина… сложилась доктрина "двух мечей", согласно которой обе власти, церковная и государственная, одна непосредственно, а другая опосредованно, восходят к Римскому епископу. Папы были полновластными монархами над частью Италии – Папской областью, остатком которой является современный Ватикан; многие епископы, в особенности в феодально-раздробленной Германии, были князьями, имевшими государственную юрисдикцию на своей территории, свои правительства и войска, которыми они предводительствовали… Реформация не оставила почвы для сохранения государственной власти папы и католических епископов на территории стран, ставших протестантскими. В XVII-XIX веках и в католических странах правовые условия изменились настолько, что на практике Католическая Церковь была устранена от государственной власти. Однако, помимо государства Ватикан, остатком доктрины "двух мечей" остаётся практика заключения Римской курией договоров в форме конкордатов с государствами, на территории которых находятся католические общины. Вследствие этого правовой статус данных общин определяется во многих странах уже не одними внутренними законами, но и правом, регулирующим международные отношения, субъектом которых является государство Ватикан» (4).

Почему князь Владимир отказал католическим миссионерам 

В этом смысле, уже сам характер проповеди католических миссионеров князю Владимиру говорит о том, что политические мотивы для них были выше мотивов чисто религиозного характера. Начав свою проповедь христианства с противопоставления Истинного Бога Евангелия, сотворившего небо и землю, языческим истуканам, которые «суть дерево», западные миссионеры отвечают на вопрос Владимира «В чем заповедь ваша?» довольно странным образом, а именно; вместо того, чтобы открыть русскому князю всю красоту евангельского учения о спасении человека, о необходимости духовного преображения и перерождения во Христе, они ограничиваются чисто формальным ответом: «Пост по силе, если кто пьёт или ест, то всё это во славу Божию, – как сказал наш учитель Павел».

В своей книге «Крещение Руси» прот. Лев Лебедев совершенно справедливо заметил по этому поводу: «Трудно сказать, чего больше в этой проповеди «иноземцев из Рима», смысл которой вполне отчётливо отражён в кратких словах летописи, – попытки приспособиться к распущенным нравам Владимира-язычника или свойственной вообще западному христианству обмирщенности… Во всяком случае, суть ответа римских посланцев – в призыве переменить веру без особой перемены образа жизни» (5).

Откровенно говоря, все это больше напоминает некоторую политическую уловку, нежели проповедь Истинного учения о Боге и спасении человека. И, скорее всего, Владимир почувствовав это, т.е. почувствовав то, что с ним поступают не слишком уж честно, и будучи хорошо знакомым с характером западно-христианской миссии среди славянских племён, ответил: «Идите, откуда пришли, – ибо и отцы наши не приняли этого».

Кстати, в этом же духе ответил папе Иннокентию 4-му несколько веков спустя и великий князь Александр Невский: «Мы знаем истинное учение Церкви, а вашего не приемлем и знать не хотим».

И все же мы будем слишком несправедливы, если попытаемся расценить ответ римских миссионеров на вопрошание князя Владимира об основах их веры исключительно как лицемерие или как политическую интригу. Дело в том, что сам этот ответ, наивный по форме, передаёт всю суть католического учения о спасении и фактически является кратким, но ёмким выражением религиозных представлений западного христианства о взаимоотношениях между Богом и человеком.

Так, по меткому замечанию А.С. Хомякова, – западное богословие превратило отношения между Богом и человеком в бесконечную судебную тяжбу. В отношения чисто юридического и потому – языческого характера, в которых доминируют категории вины и наказания, в отношения, которые не предполагают любви.

Основная причина столь грубого понимания евангельского учения о спасении заключается в том, что, западное христианство, в отличие от христианства восточного, на протяжении всей своей истории мыслило в большей степени юридическими и моральными категориями нежели категориями онтологическими. Митрополит Сергий (Страгородский) в своей книге «Православное учение о спасении» писал по этому поводу следующее: «Христианство с самых первых своих исторических шагов столкнулось с Римом и должно было считаться с римским духом и римским способом или складом мышления, древний же Рим, по справедливости, считается носителем и выразителем права, закона. Право (jus) было основной стихией, в которой вращались все его понятия и представления: jus было основой его личной жизни, оно же определяло и все его семейные, общественные и государственные отношения. Религия не составляла исключения — она была тоже одним из применений права. Становясь христианином, римлянин и христианство старался понять именно с этой стороны — он и в нем искал, прежде всего, состоятельности правовой. Указанная неуловимость и в то же время неразрывность соотношения между качеством здешней и будущей жизни как нельзя более благоприятствовали такому пониманию; привычность же самой правовой точки зрения делала, в глазах римлянина, излишними какие-нибудь дальнейшие изыскания о свойствах этого соотношения. Увидав, что оно довольно легко укладывается в рамки правовых отношений, римлянин был вполне удовлетворён и о дальнейших каких-нибудь основаниях не спрашивал. Так получила себе начало юридическая теория, которая состоит в том, что помянутая аналогия труда и награды признается (сознательно или бессознательно, открыто или под строкой) подлинным выражением самого существа спасения и потому ставится в качестве основного начала богословской системы и религиозной жизни, между тем как учение церкви о тождестве добродетели и блаженства оставляется без внимания…»(6).

В результате, все это привело к совершенно искажённому учению о Боге Творце как о страстном, антропоморфном существе (сильно напоминающему языческое учение о природе божественного) представлению о Боге, в первую очередь, как о Справедливом Судии, воздающим человеку добром за добро и наказанием за злые поступки! В итоге Бог предстаёт пред нами как некий «самодержец, хан, царь», постоянно держащий в страхе своих подчинённых и требующий от них неукоснительного исполнения его заповедей-предписаний.

В связи с этим, в западном христианстве исказилось и само понимание смысла духовной жизни, понимание учения о спасении, которое стало видеться в удовлетворении человеком желаний Всевышнего Бога (причём, желаний исключительно судебно-юридического характера), а неукоснительное исполнение установленных правил, обрядов и разного рода добрых деяний стало неким гарантом достижения человеком вечного блаженства!

Так, внешние дела человека приобрели в западном христианстве как бы свою особую самодовлеющую ценность, ценность уплаты которой вполне хватало для личного спасения и оправдания перед Богом.

В этом и состоит та основополагающая причина столь ревностных усилий католических миссионеров, которые, не стесняясь в методах, всеми правдами и неправдами старались склонить князя Владимира к выбору в пользу принятия католической веры, при этом не сильно заботясь о том, что творилось в его душе. Кстати, в этом контексте будет вполне уместно сделать предположение о том, что князь Владимир, будучи набожным человеком, т.е. человеком, для которого вопросы веры были не пустыми вопросами, мог заметить это странное сходство католического понимания человеческого спасения с языческим пониманием отношений между человеком и богом (или богами). Вполне возможно, что это была ещё одна капля в пользу того, чтобы отвергнуть веру западного христианства.

Ссылки: 

1. Проф. В.С.Вертоградов. Православная Церковь в Галиции в древнейший Русский период. Богословские труды. № 30. Издание Московской Патриархии. Москва. 1990 г. С.257. 

2. Там же. – С.258. 

3. Там же. – С.263. 

4. Социальная концепция РПЦ. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. http://www.patriarchia.ru/db/text/141422.html 

5. Прот. Лев Лебедев. Крещение Руси. Москва. 2003 г. С. 232. 

Читайте также