«Подлизывание к НКВД и карьеризм»: что общего между ПЦУ и обновленцами

Один из главных идеологов обновленчества Александр Введенский и глава ПЦУ Епифаний Думенко

Практически каждый день мы узнаем о захватах православных храмов сторонниками ПЦУ или о том, что какая-нибудь община УПЦ перешла в новую религиозную организацию, созданную Президентом, парламентом, раскольниками и патриархом Варфоломеем.

Эти новости – как сводки с фронта. Мы ежедневно становимся свидетелями поношений и унижений в адрес священнослужителей и верующих УПЦ, видим и слышим, как оскорбляют священноначалие и клевещут на нашу Церковь. Все это не только возмущает православных и заставляет переживать о судьбе Матери-Церкви, но, что намного хуже, ввергает в уныние.

Действительно, все, что происходит, напоминает худшие времена, которые пришлось пережить нашей Церкви, особенно времена столетней давности. Параллелей слишком много, чтобы не заметить их. Они были уже неоднократно описаны в различной церковной литературе (в частности, в прекрасных статьях ведущего специалиста по истории Русской Церкви ХХ века, священника Александра Мазырина, которые мы будем цитировать ниже). Однако в контексте современных украинских реалий будет нелишним еще раз обратить внимание на отдельные интересные и символические моменты. Ведь, как известно, тот, кто не выучил уроки истории, обречен их повторять.

Возникновение «Живой Церкви»

В 1917 году, вследствие революции и вооруженного переворота, к власти в Российской империи пришли люди, которые уничтожили как саму империю, так и все традиции и культуру, благодаря которым она существовала. Все это происходило под девизом «мы наш, мы новый мир построим».

Под этим же девизом новая власть, которая чуть позже начала именовать себя Коммунистической партией большевиков, взялась за уничтожение своего, как она считала, главного врага – Церкви. Чуть ли не первые декреты Ленина и касались церковных и религиозных вопросов.

Кроме того, едва ли с самого начала, большевики преследовали священников, обвиняя их в отсутствии патриотизма, лояльности к новой власти и антиреволюционных настроениях. Уже в первые годы «нового мира» были расстреляны многие служители алтаря. Первым из них стал митрополит Владимир (Богоявленский), которого толпа пьяных матросов растерзала под стенами Киево-Печерской лавры.

В то же время коммунисты прекрасно понимали, что добиться каких-либо ощутимых результатов в борьбе с Церковью можно только одним способом – подорвав ее изнутри, уничтожив, так сказать, ее сердце, веру во Христа. Сделать это решили через группу, которая уже существовала внутри Церкви и считала, что Церковь нуждается в обновлении, так как ее традиции, обычаи и обряды уже давно устарели. Именно эта группа заявляла о полной поддержке существующего политического режима и проводимых этим режимом реформ и преобразований. Главной своей задачей «обновленцы» (как стали называть их позже) видели «модернизацию» русского Православия и приведение его к требованиям времени.

Обновление Церкви или политическое Православие?

Однако, как совершенно справедливо заметил отец Александр Мазырин, «главная, сущностная характеристика обновленческого раскола состоит не в модернизме, хотя он и вобрал в себя какое-то количество идейных модернистов. В действительности обновленческий раскол состоял по большей части из лиц, которые ни к какому обновлению и церковным реформам не стремились, разве что за исключением женатого епископата и второбрачия духовенства. Даже к переводу богослужения на современные языки обновленцы в реальности были настроены в массе своей отрицательно и практиковали старое богослужение, да и внешне старались не отличаться от православных. Главным их отличием от "тихоновцев", как стали называться православные в то время, был их сервилизм перед советской властью, их стремление приспособиться к ней и ей служить».

Практически ту же самую точку зрения отстаивает иерей Илья Соловьев: «главное содержание обновленческого раскола заключалось совсем не в богослужебных реформах, а в соглашательстве с советской властью, в поисках новой "симфонии" с государством, в приспособлении к нему. Обновленцы шли по пути огосударствления Церкви».

С другой стороны, как отмечает отец Илья, большевики, которые фактически создали обновленческую «Церковь», преследовали свои собственные задачи: «Важнейшей же целью главных организаторов раскола – большевиков – были отнюдь не преобразования в Церкви, но разделения в ней и "осуждение контрреволюции"».

Православная Церковь в СССР

Интересно, что до 1922 года обновленцы в своем большинстве не шли на открытую конфронтацию и разрыв с Церковью. Они существовали в пределах церковной организации того времени и проповедовали свои идеи среди православных христиан. Конечно, многие верующие возмущались их деятельностью и очень часто недоумевали, почему священноначалие никак не реагирует на явно антицерковную проповедь будущих обновленцев.

Но в 1922 году, когда большевики взяли курс на физическое уничтожение Церкви, для реализации этой цели было решено максимально использовать обновленцев. Для этого, нужно было довести их до разрыва с высшей церковной властью (что в Православной Церкви именуется расколом) и при их помощи создать совершенно новую религиозную структуру, которая бы целиком и полностью контролировалась органами государственной власти – как в центре, так и на местах.

За этой идеей со стороны большевиков стоял Лев Троцкий, а со стороны обновленчества – три петроградских священника, которые уже некоторое время находились под пристальным наблюдением советских спецслужб.

«Главным их (обновленцев – Ред.) отличием от "тихоновцев" был их сервилизм перед советской властью, их стремление приспособиться к ней и ей служить».

Мы не будем вдаваться во все подробности создания новой «Церкви», скажем только, что с 1922 по 1926 год обновленческое движение было единственной официальной православной организацией, которую признавало правительство РСФСР (второй такой организацией в 1926 году стал еще один раскол – так называемый григорианский Временный Высший Церковный Совет). Интересно, что эта религиозная группа сама себя называла Российской Православной Церковью (хотя, никакого отношения к настоящей РПЦ, возглавляемой Патриархом Тихоном, она не имела), а вот юридическое имя этой организации было… Православная Церковь в СССР. Сходство с ПЦУ более чем очевидное.

Фанар и раскол

Но и это еще не все. Дело в том, что обновленческую «Церковь» какое-то время признавали некоторые Поместные Православные Церкви. Обновленцам с самого начала было важно получить поддержку всего православного мира, ведь только таким образом они могли оправдать свое собственное существование и фактическую борьбу против канонической Церкви. Именно поэтому они пытались всеми доступными средствами установить как можно более тесные связи с существовавшими в то время автокефальными Православными Церквями. И первым в этом ряду, как ни прискорбно, стоял Константинопольский патриархат.

Уже в первые дни существования обновленческого раскола представитель подворья Константинопольского патриархата в Москве архимандрит Василий (Димопуло) сослужил раскольникам за литургией и принимал самое деятельное участие во всех обновленческих мероприятиях. Такую же позицию занял и представитель Александрийского Патриарха архимандрит Павел (Катаподис). В конечном итоге к ним присоединился и Иерусалимский Патриархат. В стороне от общения с раскольниками остался только Патриарх Антиохийский, который не находился на то время в орбите влияния Фанара.

«Бон кураж» Василия Димопуло

А вот личность и деятельность архимандрита Василия настолько интересна (в контексте нашего разговора о сравнении того, что происходит сейчас, с тем, что происходило тогда), что мы просто вынуждены остановиться на ней подробнее.

Отец Василий был постриженником и воспитанником Ватопедского монастыря на Афоне. С 1924 года он – представитель Константинополького патриархата в СССР. К тому времени фанариоты переживали серьезные притеснения со стороны турецкого правительства и были готовы искать помощи даже у руководства Советского Союза. Те, в свою очередь, потребовали лояльности к новой «Церкви».

Через некоторое время архимандриты Василий и Павел стали почетными членами обновленческого «Синода» и в дальнейшем пребывали в евхаристическом общении только с обновленцами. Более того, есть свидетельства, которые говорят, что архимандрит Василий «переосвящал» для советской «Церкви» те храмы, которые были освящены Патриархом Тихоном.

1 июня в советских СМИ появилась информация, что «Вселенский патриарх отстранил бывшего Патриарха Тихона от управления Российской Церковью». Вместе с этим «запретом» Фанар признал обновленческий «Синод» Православной Церкви в СССР. Самое интересное, что патриарх Григорий VII объяснял свое решение желанием «миротворения дела и прекращения настоящей аномалии». Он потребовал, чтобы Патриарх Тихон «ради единения расколовшихся и ради паствы пожертвовал Собою, немедленно удалившись от управления Церковью».

«Главное содержание обновленческого раскола заключалось совсем не в богослужебных реформах, а в соглашательстве с советской властью, в поисках новой "симфонии" с государством».

В этой связи трудно не вспомнить, что и сегодня патриарх Константинопольский объясняет свои антиканонические действия желанием достичь мира в Украине и «уврачевать рану церковного раскола», которая раздирает украинское общество. Также можно вспомнить, что и Митрополит Онуфрий получил письмо с Фанара, в котором четко сказано, что после дарования Томоса он перестанет носить титул Митрополита Киевского и перейдет в прямое подчинение Вселенской патриархии.

Естественно, что Патриарх Тихон отверг эти ультимативные «пожелания» Фанара как неуместные, что, в свою очередь, привело к фактическому прекращению евхаристического общения между ним и Стамбульским патриархом Григорием. Архимандрит Василий с тех пор общался и сослужил только с обновленцами. Можно предположить, что только закрытость молодого советского государства помешала Константинопольскому патриархату коммуницировать с раскольниками на более высоком уровне.

Будучи целиком и полностью лояльной к советской власти «Церковью», обновленцы, и в частности архимандрит Василий, обвиняли в излишней заполитизированности представителей так называемой «старой», то есть канонической Церкви. Обращаясь к греческим приходам, существующим на территории СССР, Василий (Димопуло) писал: «Во избежание на будущее время грустных недоразумений, предупреждаю всех настоятелей и общины греческих храмов помнить, что и храмы и имущество, составляющие народное достояние СССР, даны Правительством СССР во временное пользование, и при нарушении взаимной связи с Священным Синодом и уклоне в лагерь староцерковников, как ярко политический, тем самым наводят на себя нежелательные тени политиканства, против которого восстает и сам Вселенский патриарх».

В мае 1928 года архимандрит Василий (Димопуло) отметился и на «III Поместном Священном Соборе Украинской Православной Автокефальной Церкви», где даже был избран почетным членом его президиума.

В 30-х годах, когда власть уже перестала открыто поддерживать обновленцев и взяла курс на полное уничтожение какой-либо религиозности вообще, мемуарист и церковный историк ХХ века Михаил Губонин отмечал, что «в храм Сергия в Крапивках (в Крапивенском переулке, соединяющем Петровку с проездом Петровского бульвара) при бывшем подворье Вселенской патриархии в Москве молиться никто не ходил; народ считал о. Василия "красным", то есть обновленцем-раскольником, а его всегдашние резкость и грубость в обращении с людьми окончательно отталкивали от него. Кажется, он был неплохой выпивоха, во всяком случае, всегда казался несколько "под мухой" или, выражаясь деликатнее, – "а бон кураж". <…> Таков был почтенный полпред в России "Кир-кир" Вселенского патриарха, известный всей церковной Москве 1920-х годов "сакеллион Василий"».

Умер архимандрит Василий в 1934 году и похоронен на Ваганьковском кладбище. Кто его отпевал, неизвестно.

Обновленцы – кто они?

Понятно, что такая позиция Фанара только усугубляла и так сложную церковную ситуацию внутри страны. Начались массовые «переходы» сначала столичных, а потом и периферийных общин в обновленчество. Захваты храмов, расправа со священниками, не пожелавшими вступить в общение с раскольниками и не предавшими свою Церковь, стало обычным делом. Самое активное участие в творящемся беззаконии принимали местные, чаще всего нецерковные, интеллигенты и молодые большевики, которые с успехом выполняли функции современных радикалов.

Количество храмов, которые перешли в руки обновленцев, было огромным. В 20-е годы только в Петрограде из существующих 96 храмов (остальные были закрыты вообще) 32 принадлежали раскольникам. По приблизительным подсчетам историка обновленчества (который сам довольно длительное время принадлежал к этому движению) Анатолия Краснова-Левитина, в 1935 году на 280 православных архиереев приходилось 400 обновленческих епископов.

Тот же автор дает довольно интересную характеристику обновленцам, которая в большой степени отвечает на вопрос, почему многие священники предали свою Церковь тогда и предают Ее сейчас: «Никаких реформ в то время в обновленчестве не было, и большинство священников пошли туда просто потому, что принадлежность к обновленчеству представляла собой своеобразный Habeas corpus act – гарантию от ареста.

В общем священнослужителей-обновленцев можно разделить на четыре группы: первая – самая многочисленная группа – те самые серые батюшки требоисправители, о которых шла речь выше (которые попали к обновленцам случайно – Ред.). Вторая – прохвосты, присоединившиеся к обновленчеству в погоне за быстрой карьерой, спешившие воспользоваться "свободой нравов", дозволенной обновленцами. О них епископ Антонин сказал: "Ассенизационная бочка Православной Церкви". Почти все они были агентами ГПУ. Третья – идейные модернисты, искренно стремившиеся к обновлению Церкви. Эти жили впроголодь, ютились в захудалых приходах, теснимые властями и своим духовным начальством и не признанные народом. Они почти все кончили в лагерях. Четвертая – идеологи обновленчества. Блестящие, талантливые, честолюбивые люди, выплывшие на гребне революционной волны. (Так сказать, церковные Бонапарты). Среди них многие (увы!), хотя и не все, также были связаны с ГПУ».

ПЦУ как наследники «живоцерковников»

«Идейных модернистов», то есть тех, кто действительно жаждал обновления Церкви, было меньшинство. Как, впрочем, и тех, кто плотно сотрудничал с ГПУ. В большинстве своем обновленцами становились либо те, кто просто испугался репрессий, либо действительно «прохвосты» – люди, которые были запрещены в канонической Церкви, или же хотели сделать себе быструю церковную карьеру.

Приблизительно такая же ситуация наблюдается и сейчас. Многие из тех, кто был лишен возможности совершать богослужения за конкретные канонические преступления, переметнулись сначала в УПЦ КП, а потом стали членами ПЦУ. Точно так же, как некоторые бывшие клирики УПЦ ушли в раскол из-за желания хоть как-то повысить свой клерикальный статус.

В этом ряду можно вспомнить архимандрита Гавриила Кризину, который, уйдя к автокефалистам, практически сразу стал епископом, или экс-митрополита Симеона (Шостацкого), который рассчитывал, что, присоединившись к раскольникам, возглавит новую «Церковь». Можно вспомнить и многих других.

«Никаких реформ в то время в обновленчестве не было, и большинство священников пошли туда просто потому, что принадлежность к обновленчеству представляла собой своеобразный Habeas corpus act – гарантию от ареста».

Много параллелей между церковной современностью и событиями столетней давности можно увидеть и в том, как простые верующие относились к обновленцам. Обратимся к воспоминаниям того же Краснова-Левитина. Вот как он описывает обычное «богослужение», совершаемое в обновленческом храме: «6 часов вечера. Суббота или канун праздника. Так же, как и во всех церквах, раздается колокольный звон. На паперти, однако, почти не видно нищих: нет смысла сюда идти, здесь народа мало. Входим в храм. Охватывает тягостное чувство. Огромное, холодное помещение. И пустое. Десятка два прихожан сиротливо жмутся к алтарю. На паникадилах всего несколько свечей. И на этом унылом фоне странно выглядят яркие облачения, митра на голове священника, протодиакон в камилавке. Уж очень щедро было обновленческое начальство на награды».

Сейчас все те же пустоту и почти отсутствие молящихся можно увидеть в большинстве современных раскольнических храмов. Даже, казалось бы, знаковые «богослужения» совершаются практически без верующего народа.

Например, во время «интронизации» Епифания площадь перед Софийским собором была совершенно пустой, в отличии от тех случаев, когда на подобные мероприятия свозили бюджетников и сотрудников госучреждений.

Известны случаи, когда представители ПЦУ отбирали православный храм, но «богослужения» в нем не совершали – из-за элементарного отсутствия тех, кто хочет молиться.

Объяснений такому явлению можно дать несколько: сердце человеческое сложно обмануть, подсовывая ему различные безблагодатные суррогаты. По-настоящему верующий человек не пойдет захватывать храм. Ну, и активистами ПЦУ чаще всего являются люди, которые никакого отношения ни к Церкви, ни к вере во Христа не имеют – захватив храм, они не идут туда, потому что ни до, ни после этого не молились и молиться не собираются.

Поэтому совершенно обоснованным представляется вывод, который сделал Краснов-Левитин: «Обманом оказалось обновленчество: вместо истинного обновления Церкви – подлизывание к НКВД и карьеризм».

Действительно, все то, что не от Бога, – обман и неправда. И заканчивается оно обычно печально и плохо для тех, кто поверил отцу лжи – сатане. Их усилия сходят на нет, а все начинания рушатся и превращаются в пыль.

Церковь же Христова будет существовать вплоть до второго пришествия Спасителя. Да, Она не будет, возможно, такой, как сейчас. Количество христиан сократится, многих храмов не станет, вера в Бога почти исчезнет на земле. Но Церковь все равно будет. Потому что Ее Глава сказал: «Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют Ее».

Поэтому когда мы видим вокруг то вопиющее беззаконие, которое сейчас происходит, мы не должны отчаиваться и унывать. Давайте лучше помолимся Богу о том, чтобы нам остаться в Его Церкви, а все те, кто ушел из Нее, пусть покаются и придут в познание Истины. Ведь Всемилостивый Господь хочет и их спасения тоже.

Читайте также