Чем темнее храм, тем больше в нем света

Кафедральный собор Александра Невского в Париже. Фото: Flicre

«Вы были некогда тьма, а теперь – свет в Господе: поступайте, как чада света, потому что плод Духа состоит во всякой благости, праведности и истине» (Еф. 5:8-9).

Путь к свету лежит через пустыню собственной души. В Египте, где на железном троне с мерцающими неоновыми огнями сидит Фараон, в этом порнографическом Диснейленде, где человеческая биомасса потребителей ищет «похоти плоти, похоти очей и гордости житейской» (1 Ин. 2:16-17), этот свет не найти. Нужно выйти из Египта, остаться наедине с холодом, голодом, одиночеством безводной пустыни, рискнув уйти в неизвестность. Ориентироваться придется только по звездам – в те промежутки времени, когда небо будет светлое, а ветер не будет подымать жестоких песчаных бурь. Таков путь каждой души в Царство Небесное.

Физическое одиночество, внешнее молчание, сосредоточенность необходимы всякому, кто стремится к созерцательной жизни. Нужно убегать от людей и мира, от всей той многообразной палитры переживаний, чувств, эмоций, в которые ежедневно погружается наша душа. Но не бегство от людей должно быть целью такого одиночества, а любовь к Богу. Истинное одиночество − это не внешняя пустота, а бездна, открывающаяся в сердцевине души.

Нередко можно услышать о том, что главное для подвижника – не географическое одиночество, а внутреннее, сердечное, то, которое находится глубоко внутри нас. С одной стороны, это правильно. Но с другой, достичь его невозможно, пока у человека не будет комнаты, угла, места, где он может остаться в физическом уединении. Не имея опыта внутреннего покоя, мы не сможем его прочувствовать и научиться обретать внутри себя, пока физически не станем отделять себя от неугомонного шума и суеты мира. В самом начале этого пути физическое уединение необходимо. Оно разрывает нити зрения и слуха, связывающего нас с другими людьми. «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне...» (Мф. 6:6).

У каждого из нас должна быть своя «пещера молчания», в которой можно укрыться от всего внешнего. Древние церкви строились таким образом, чтобы в них было как можно меньше света. Полумрак, освящаемый тихим мерцанием свечей, куда более способствует молитвенному сосредоточению, чем храмы, освещаемые огромными паникадилами с яркими электрическими лампами. Молящемуся человеку иногда важно стать на колени где-нибудь в уголке храма, и при этом остаться незамеченным для окружающих, чтобы он мог поплакать, не привлекая к себе внимания.

Любовь к такой вот молитвенной обстановке понудила меня однажды совершить Пасху, не прибегая к электрическому освещению. Наш маленький храм, помещающий от силы несколько десятков человек, был освещен исключительно мерцающими огоньками веселых пасхальных свечей. И, несмотря на такой, весьма необычный, подход к пасхальному богослужению, на мой взгляд, служба удалась, и я не жалел о принятом решении.

Где нет тайны, там не может быть и созерцания. А созерцания не будет там, где нет одиночества. Опытный христианин может, конечно, жить в глубоком покое и среди мирской суеты, но даже ему будут необходимы периоды полного уединения. Но если человек распробует вкус этой тишины, узнает сердцем сладость уединения, он никогда не забудет его свежести. Душа станет сама стремиться к этому покою, искать места, где можно оставаться наедине с Богом.

К сожалению, наша жизнь переполнена мирской суетой. Хуже всего то, что большую часть этой суеты мы генерируем сами. Это происходит по причине защитной реакции нашего ума. Он не хочет, чтобы душа уходила от него в безмыслие молитвенного молчания. Поэтому собственную пустоту человек заполняет, как правило, бессмысленной деятельностью, наделяя ее псевдодуховным содержанием.

Никакие, даже самые добрые дела, не смогут дать душе то, что может дать ей молитва. Только она одна способна привести ее к тишине и безмолвию. Когда ум обращен в мир, в душе главенствует суета, когда во внутрь – приходит спасение, обязательным атрибутом которого является освобождение от всего внешнего. Ум знает только собственную деятельность, потому что весь состоит из мыслей. Он не может знать ни Бога, ни того, что от Бога. Только дух человека, созданный по Его образу и подобию, познает Господа.

Сказанные слова, какими бы прекрасными они ни были, прочитанные книги, пусть даже их будет сотни, ученые степени и звания ни на йоту не приближают нас к богопознанию. Поэтому самое лучшее начало спасения – перестать жить суетящимся умом, болтающим всякий вздор, а учиться постигать Бога в тишине сердца, уединяясь от мира и людей в тишину мирного духа. Мы не сможем найти Бога ни в прошлом, ни в будущем. Он, вечно живой и юный, всегда находится здесь, в настоящем. Бог нас слышит и любит. Он ждет, когда же мы обратим на Него внимание, оторвавшись от бессмысленного бега по миру.

Пока для нас главным является тело, мы будем жить в скорбях. Как только главным для нас станет Бог, Он возьмет наши скорби на Себя, а нам дарует свободу. Собственно, и скорби нам нужны лишь для того, чтобы мы учились чаще смотреть на Небо. Душевная жизнь начинается с того момента, когда мы с самого утра учимся проводить день в мирном устроении души. Потом такая жизнь, при укоренении этой привычки, может постепенно перейти в духовную, когда дух начнет просыпаться, а ум уступать место интуиции. Правда просто так, без боя, ум свое лидерство не уступит и будет строить разного рода козни и искушения. Старцу сказали послушники: «В ваших поучениях, отче, мы постоянно слышим, что для спасения нужно, в основном, только одно терпение». – «Почему только одно терпение, дети мои? − ответил старец. − Много, много нужно терпения».

Никто не может принести больше вреда человеку, чем он сам. Каждый день мы закутываем свою душу в плотную пелену мыслей. Поэтому вокруг нас свет Божий, а внутри глубокая тьма. Вся суета мира легко вмещается в нашем небольшом уме, который является ее заводной игрушкой. Он все судит и пересуживает, для того чтобы потом нас кормить кашей ложных мнений и измышлений.

«Безмолвие духа − это не мертвое циничное безразличие холодного ума. Это глубочайшее сострадание во Христе ко всему живущему на этом свете: ко всем людям и ко всем народам, не взирая на их обычаи и верования, это беспредельная жалость к каждому комочку жизни и каждой былинке, это желание все защитить, сохранить, приумножить и привести к Божественной благодати. Это есть мир Христов, желающий всем Божией благости: "И мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе" (Фил. 4:7)» (Старец Симон Безкровный).

Читайте также