Византия: Игра престолов с кадилом в руках и 1000 лет величия

Превратности судьбы цивилизованной Византии. Фото: СПЖ

27 декабря 537 года был освящен храм Святой Софии в Константинополе. К этому событию мы приурочиваем публикацию, посвященную сложным взаимоотношениям Церкви и государства в Византийской империи.

Представьте себе государство, которое простояло 1123 года. Дольше, чем существует любая современная империя. Государство, где в тронном зале пели золотые механические птицы, а трон императора возносился к потолку, чтобы поразить воображение варваров.

Много блеска, шарма, золота, помпезного величия – все это Византия.

Но в качестве предисловия нужно сказать, что государства под названием «Византия» никогда не существовало. Ни один человек в мире не использовал это слово для обозначения своей родины.

Термин «Византия» ввели в оборот западные ученые только в XVI веке – через сто лет после того, как империя пала под ударами турок. Западным европейцам было политически невыгодно признавать греческий Восток «настоящим Римом».

Придумав термин «Византия», они подчеркивали, что это «другая», не римская, а греческая история. Сами же жители этой страны до последнего дня называли себя ромеями (римлянами), а свою страну – Империей ромеев.

Вонючий Париж и золотые вилки

Чаще всего в учебниках датой начала Византии указывают 330 год, когда император Константин Великий переносит столицу в город Византий и переименовывает его в Новый Рим (позже – Константинополь).

Но, наверное, было бы более правильным считать датой рождения той самой Византии VII век – правление императора Ираклия (610–641 гг.). При нем отменяется латынь, официальным языком становится греческий, а правитель меняет римский титул «император» на греческий – «василевс».

Византийцы всегда считали себя римлянами, а европейцев презирали, считая их варварами и дикарями.

И объективно для этого были причины. Византийцы, как и древние римляне, любили бани, часто мылись и пользовались благовониями, чего о западных европейцах того времени сказать было нельзя.

В Константинополе работала продуманная система подземных закрытых канализаций. В то же время в Лондоне или Париже крик «Гар-да-ло!» (фр. Garde à l'eau – «Берегись воды!») означал, что тебе на голову сейчас выльют горшок с нечистотами.

В жару вонь в европейских столицах была невыносимой. Темза в Лондоне или Сена в Париже служили одновременно и источником питьевой воды, и сточной канавой, что постоянно приводило к эпидемиям.

Византийцы уже умели есть вилками (они были двузубыми), тогда как в Европе ели руками. Когда в XI веке византийская принцесса Мария вышла замуж за венецианского дожа и за столом достала золотую вилочку, местное духовенство пришло в ужас.

Этот инструмент назвали «дьявольским», а саму принцессу – развращенной грешницей, ведь «Бог дал нам пальцы». В Византии грамотность была распространена даже среди простолюдинов, работали университеты. На Западе даже короли (тот же Карл Великий) часто с трудом писали свое имя.

Чтобы унизить ромеев, западные правители называли их «греками», что считалось страшным оскорблением. А византийцы называли европейцев «латинянами» или «франками», что в их понимании означало «тупые грубияны».

Симфония: брак по расчету

Христианство дало людям то, чего не могла дать рухнувшая империя. Когда государство бросило бедных, христиане создали систему взаимопомощи, спасая вдов и сирот. В жестком иерархичном обществе христианство заявило: «Нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного».

Для униженных это было шоком и утешением. В эпоху чумы и смерти христианство сказало, что смерть – это не конец. Империя пыталась уничтожить христианство, но в итоге сдалась.

Император Константин Великий понял: язычество мертво, нужна новая «операционная система». Государство приняло христианство как обновление.

Это спасло государственность, но нанесло удар по самому христианству. Теперь уже государство стало тем вирусом, который начал разрушать веру изнутри, превращая ее в часть имперского аппарата.

Обручение Церкви с государством происходило по-восточному красочно. Этому союзу придумали красивое имя: Симфония. Тут и музыка, и философия в одном слове. Император и Патриарх – как тело и душа, как две головы одного орла.

Император защищает тело подданных, строит дороги, воюет и охраняет веру мечом. Патриарх лечит души, молится за царя и следит, чтобы тот не потерял совесть. На бумаге это выглядело изумительно. Но в жизни это была «игра престолов» с кадилом в руках.

Когда Император сел на скамейку

Медовый период отношений церкви и государства начался с трогательного сюжета. Император Константин Великий, вчерашний язычник, созывает Первый Вселенский собор в Никее.

Представьте эту сцену: в зал входят 318 епископов. Многие из них – инвалиды: у кого-то выжжен глаз, у кого-то перебиты сухожилия, у кого-то отрезаны уши. Это исповедники, пережившие страшные гонения. Они привыкли, что римская власть – это зверь, который убивает.

И вдруг входит Император в пурпуре и золоте. Он не приказывает казнить их. Он почтительно относится к их ранам. Он садится не на трон, а на скамеечку ниже их. Казалось, в этот момент рождается христианская государственная мечта: Империя перестала быть врагом, она стала «удерживающим» зло.

Пиком этого медового периода стало правление Юстиниана Великого (VI век). Этот человек спал по 3–4 часа в сутки. Представьте себе президента, для которого вопрос «как правильно славить Бога» важнее курса валют. Юстиниан считал: если мы верим неправильно – Бог отвернется, и империя падет.

Он строит собор Святой Софии. Когда император вошел в готовый храм и увидел, как огромный купол парит в воздухе, он воскликнул: «Соломон, я превзошел тебя!».

В Святой Софии место императора было почти в алтаре. Государство и Церковь слились даже в архитектуре.

Это величие стало государственной необходимостью. Людям нужно зрелище. Раньше это были гладиаторские бои, но христианская совесть не могла их терпеть. Окончательный запрет был достигнут только в V веке, после того как монах Телемах выбежал на арену Колизея, пытаясь разнять сражающихся, и разъяренная толпа забила его камнями.

«Моя воля – это канон»

Теперь главным зрелищем становится величественное богослужение, а вместо театральных представлений люди слушают проповедь. Несомненно, что церковь при этом оказала колоссальное влияние и на государство.

Христианство гуманизировало также римское право. Законы запретили убивать рабов, облегчили участь женщин, начали строиться больницы (именно Византия придумала больницу как институт) и многое другое.

Но главное изменение, которое произошло в христианской Церкви по сравнению с доникейским периодом, заключается в том, что она усвоила многие функции, ранее исполнявшиеся языческой религией Рима.

Церковь стала инструментом сакрализации государственной власти.

Помазание на царство (коронация) делало правителя лицом священным и неприкасаемым, даже если этот человек пришел к власти путем убийств, интриг и злодеяний. После помазания бунт против василевса приравнивался к бунту против Бога.

Правда, императоры с патриархами особо не церемонились. Они назначали своих ставленников и без зазрения совести использовали церковную казну для войн. По сути, Церковью в Византии управлял не патриарх и духовенство, а император и его команда.

Только император имел право созывать Вселенские соборы – патриарх не мог этого сделать ни юридически, ни практически. Если духовенство шло против воли василевса, его ждала ссылка или казнь. Император также издавал законы, регламентирующие внутреннюю жизнь Церкви: от правил поведения монахов до порядка богослужений.

Благочестивый Юстиниан настолько уверовал в свою миссию, что начал диктовать Церкви богословие: «Моя воля – это и есть канон». Несогласных епископов смещали. Симфония с самого начала начала крениться в сторону государственной диктатуры.

И следствием этого стала полная вовлеченность церковных деятелей в политическую борьбу. Ведь религиозная политика государства напрямую зависела от того, кто сидит на троне. Кроме того, Церковь стала выполнять идеологическую роль, транслируя народу нарративы, выгодные власти, и призывая к покорности, прокачивая патриотический дух во время войн, защищая политический строй независимо от нравственного состояния носителей власти.

Цена золотого ошейника

Что получила Церковь взамен? Во-первых, Церковь взяла на себя масштабную социальную миссию. Больницы, дома престарелых, приюты для сирот, раздача хлеба бедным – все это было в ведении Церкви, и государство зависело от нее в вопросе поддержания социального мира.

Во-вторых, этот статус дал Церкви огромные ресурсы. Благодаря государственному финансированию школ византийское духовенство стало самым образованным в мире. Они сохранили античную философию, синтезировав ее с христианством.

Благодаря этому в эпоху Вселенских соборов «вера рыбаков» обрела язык высокой философии, превратившись в стройную, логичную систему с прочным интеллектуальным фундаментом. Но самой большой и трагичной платой за покровительство государства стала секуляризация (обмирщение) духовенства.

Поскольку епископские кафедры давали реальную власть и доступ к ресурсам, в Церковь сразу же устремились люди, движимые амбициями, а не верой.

Симония (продажа должностей) стала хронической болезнью византийской церкви, от которой она не смогла избавиться даже после краха этой империи.

Страх перед императором, как правило, вытеснял страх Божий. Конечно, церковная история знает и героические исключения из этого правила, но система работала именно так. Единственным оплотом и хранителем духа доникейской Церкви осталось монашество.

Оно было меньше всего зависимо от денег и власти. Собственно, монашество и возникло как ответ на обмирщение Церкви. Монахи часто находились в жесткой оппозиции к императору и патриарху.

Когда государство навязывало ересь (например, иконоборчество), именно монастыри и монахи принимали на себя удар, шли в ссылки и тюрьмы, сохраняя чистоту веры.

Солдатское богословие и кровь на иконах

В VII–VIII веке наступают уже драматические времена церковно-государственных отношений. К власти приходят императоры-солдаты, а на границах появляются арабы-мусульмане. Императоры Исаврийской династии рассуждали просто, по-солдатски: «Если Бог с нами, мы побеждаем».

«Мы проигрываем – значит, где-то "накосячили". Арабы не чтут икон и побеждают. Мы чтим иконы – и проигрываем. Вывод: нужно убрать иконы, и тогда Бог повернется к нам лицом».

Начинается иконоборчество. Солдаты врываются в храмы, замазывают фрески, скалывают лики.

Монахов, защищающих иконы, топят в Босфоре, зашивая в мешки, иконописцам ломают пальцы. По тому же принципу возникла и ересь монофелитства – попытка государства придумать «политическое богословие» для примирения с монофизитами.

Но когда верой торгуют ради политики, результат плачевен. В VII веке египетские христиане встречали арабов-мусульман как освободителей: «Лучше халиф, который просто берет налог, чем император, который лезет в душу». Так Византия потеряла богатейшие провинции.

Лучше турецкая чалма, чем папская тиара

Но самая страшная рана Византии была нанесена не мусульманами, а братьями-христианами. В 1204 году крестоносцы, шедшие освобождать Гроб Господень, решили сделать «крюк» и захватить Константинополь. Рыцари с крестами на плащах грабили алтари и превращали храмы в конюшни.

На трон патриарха в Святой Софии посадили блудницу, где она, по свидетельству историка Никиты Хониата, распевала непотребные песни и танцевала блудные танцы. Для византийцев это был, можно сказать, конец света. Наступает XV век. От Великой Империи остался один город.

Стены ветхие, гарнизон – всего 5000 солдат против 100-тысячной армады султана Мехмеда. Императоры Палеологи в отчаянии подписывают во Флоренции унию с Римом, признавая власть папы в обмен на помощь. Но помощь не приходит.

А народ в Константинополе встречает вернувшихся епископов-униатов угрюмым молчанием. Адмирал Лука Нотарас произносит знаменитую фразу: «Лучше увидеть в городе турецкую чалму, чем латинскую тиару».

Люди понимали: турки могут убить тело, но Запад потребует их душу.

29 мая 1453 года – последняя ночь империи. В Святой Софии идет служба. Православные и те немногие католики-генуэзцы, что пришли защищать город, молятся и причащаются вместе.

Последний император, Константин XI Палеолог, сбрасывает знаки отличия, говорит: «Кто хочет, пусть спасется, а я умру со своим городом» – и бросается в гущу боя, погибая как простой солдат.

Ковчег для нации

Тело его так и не смогли найти. Государство погибло. Симфония оборвалась. Но поскольку Церковь не растворилась в унии, она сохранила народ. Султан Мехмед, захватив город, понял, что управлять греками можно только через их веру.

Он вручил новому патриарху Геннадию Схоларию посох и наделил его правами «этнарха» (главы народа).

Следующие 400 лет, пока не было греческого государства, нация жила внутри Церкви.

И Церковь стала ковчегом, который перенес народ через потоп османского ига. Главной драмой церковно-государственных отношений в Византии была внутренняя борьба между «Церковью власти» и «Церковью духа». Она-то и создала уникальный портрет византийского Православия.

Читайте также