Четыре ноты бессмертия: как погиб автор «Щедрика» и почему он победил

«Ласточка» Н. Леонтовича. Фото: СПЖ

Нью-Йорк, Токио, Лондон, Берлин. Конец декабря. Где бы вы ни оказались в эти дни – в огромном торговом центре, в уютной кофейне или перед экраном телевизора, где мальчик Кевин снова остается «Один дома», – вы обязательно это услышите.

Четыре ноты. Та-да-да-дам. Та-да-да-дам. Стремительный, звонкий, нарастающий ритм.

Для миллиардов людей на планете эта мелодия – Carol of the Bells, гимн западного Рождества. Она ассоциируется с радостью, с горами подарков и счастливым финалом голливудского фильма. Кажется, что эта музыка родилась где-то в сытой и благополучной Америке, чтобы создавать людям праздничное настроение.

Но если мы выключим звук рекламных роликов. Если сотрем с партитуры английский текст про «серебряные колокольчики». Если мы посмотрим в глубину, туда, откуда пришел этот звук, – мы увидим не гирлянды. Мы увидим кровь на белом снегу.

Потому что эти четыре ноты – не песенка. Это молитва украинской ласточки, прерванная выстрелом в упор.

Подольский Бах

Человека, который подарил миру этот шедевр, звали Николай Леонтович. Он не был похож на знаменитость. Скромный, тихий, интеллигентный мужчина с грустными глазами. Сын сельского священника, он всю жизнь учил детей петь, дирижировал епархиальными хорами и слышал музыку там, где другие слышали просто шум.

Его называют «украинским Бахом». И это не преувеличение. Леонтович делал с народной песней то же, что ювелир делает с алмазом. Он брал простую, древнюю, как сама земля, мелодию – и начинал ее гранить.

«Щедрик» не был написан за один вечер. Леонтович возвращался к нему годами. Он переписывал его пять раз! Он искал идеальное сплетение голосов.

В основе этой музыки лежит древняя, еще языческая попевка. В ней всего три-четыре ноты. Наши предки пели ее весной, когда возвращались ласточки. Они верили, что эта птица на своих крыльях приносит новый год, новую жизнь, «щедрый вечер» – время, когда мир обновляется.

Леонтович, будучи глубоко верующим человеком, наполнил эту архаику новым, высоким смыслом. В его обработке простая веснянка превратилась в полифонический собор. Голоса в ней перекликаются, нагоняют друг друга, звенят, как сама жизнь, которая побеждает зимнее оцепенение.

Он хотел подарить людям весну. Но вокруг сгущалась зима.

Шел 1921 год. Мир рушился. Войны, революции, террор. В воздухе пахло гарью и страхом. А Леонтович продолжал писать музыку, пытаясь противопоставить гармонию хаосу.

Иуда стучится в дверь

Январь. Село Марковка, Подольская губерния. Сюда, в родительский дом, Николай Леонтович приехал на Рождество (по старому стилю), чтобы отдохнуть, увидеть отца-священника и дочку. На улице метет снег. В доме тепло, пахнет воском и печеным хлебом.

22 января, ближе к вечеру, во двор въехала подвода. Раздался стук в дверь. На пороге стоял человек в кожанке и с винтовкой. Молодой, лет двадцати с небольшим.

– Я чекист. Борюсь с бандитизмом. Мне нужно переночевать, – сказал он.

Его звали Афанасий Грищенко.

В доме священника действовал неписаный закон гостеприимства: путника нужно впустить, обогреть и накормить. Никто не знал, что в этот момент они открыли дверь самой смерти.

Гостя усадили за стол. Его напоили чаем. Разговор, как вспоминали потом родные, был мирным. Леонтович, душа которого не умела видеть зло, даже сел за пианино и сыграл для гостя.

Представьте эту сцену. Звучит божественная музыка. А рядом сидит человек, который точно знает, что он сделает утром. Слушает. Кивает. Может быть, даже улыбается. Это библейский сюжет. Поцелуй Иуды. Преломление хлеба с тем, кто тебя предаст.

Все легли спать. Грищенко положили в одной комнате с Николаем. Рано утром, 23 января, около семи часов, раздался сухой, резкий треск. Выстрел.

Отец вбежал в комнату и увидел сына на диване. Кровь заливала подушку. Грищенко стоял над ним, передергивая затвор.

– Что вы наделали?! – закричал старый священник.

Чекист спокойно навел винтовку на старика и потребовал денег. А потом началось то, что потрясает своим убожеством. Убийца, застреливший гения, начал грабить дом. Он связывал руки сестре композитора. Он рылся в сундуках.

Что он взял? Золото? Бриллианты? Он взял полушубок. Он взял белье. И он стянул с ног еще теплого, умирающего Леонтовича сапоги. Гений истекал кровью под музыку своей недопетой весны, а его убийца примерял чужую обувь.

Леонтович умер не сразу. Отец успел прочитать над ним отходную молитву. Последним, что он слышал в этом мире, были слова Евангелия и плач родных.

В официальном рапорте Грищенко потом напишет циничную ложь о «случайном выстреле». Но архивы сохранили правду. Это было не просто ограбление. В те годы уничтожали лучших. Уничтожали тех, кто был носителем культуры, веры, духа.

Полет ласточки

Убийца надел сапоги и ушел в снежную мглу. Он думал, что убил человека и заглушил его музыку.

Как же он ошибался... Тело можно убить. Сапоги можно украсть. Но ласточку остановить нельзя.

Еще в 1919 году, за два года до трагедии, по поручению Симона Петлюры была создана Украинская республиканская капелла под руководством Александра Кошица. Их миссия была дипломатической – показать Европе, что Украина – это не просто территория на карте, а нация с великой культурой.

Когда Леонтович лежал в могиле, его музыка начала свое триумфальное шествие. Прага, Вена, Париж, Берлин. Залы вставали. Критики писали восторженные рецензии. А потом был океан.

5 октября 1922 года. Нью-Йорк. Карнеги-холл. Хор Кошица поет «Щедрик». Америка замерла. Этот ритм – та-да-да-дам – попал в самый нерв времени.

В зале сидел Питер Вильховский, американский хормейстер украинского происхождения. Мелодия так его потрясла, что он решил: она должна звучать здесь всегда. Он понимал, что американцам будет сложно объяснить про ласточку и приход весны в январе.

И тогда он написал новый текст. Не перевод, а поэтическую вариацию. Маленькие ритмичные звуки напомнили ему звон колокольчиков.

Так «Щедрик» стал Carol of the Bells. Ласточка превратилась в колокол. Но душа музыки осталась прежней – это была музыка света, побеждающего тьму.

Победа жертвы

Прошло сто лет. Где сейчас Афанасий Грищенко?

Мы знаем его имя только благодаря дотошным историкам, раскопавшим архивы ЧК. Он умер где-то в безвестности, сгинул в жерновах той самой системы, которой служил. От него не осталось ничего, кроме позорной славы убийцы и мародера. Его могила никому не интересна. Сапоги, которые он украл, давно истлели.

А где Николай Леонтович?

Включите телевизор. Зайдите в YouTube. Выйдите на улицу в канун Рождества. Он везде.

Его музыка звучит в голливудских блокбастерах и на детских утренниках. Ее играют симфонические оркестры и набивают на баскетбольных мячах звезды НБА. Ее поют в храмах и на площадях.

Каждое исполнение Carol of the Bells – это поражение Грищенко. Каждая нота – это доказательство того, что пуля бессильна против духа.

Когда в следующий раз вы услышите эту знаменитую мелодию, не спешите переключать канал. Остановитесь на секунду. Вспомните тихий заснеженный дом в Марковке. Вспомните скромного учителя музыки с грустными глазами. И услышьте в этом звонком переливе не только радость праздника, но и великую победу.

Ласточка долетела. Весна наступила.

Читайте также