«Пикасо́»: будни семинарии начала 90-х
Отрывки из книги Андрея Власова «Пикасо́. Часть первая: Раб». Эпизод 16.
Время действия: 1992 год
Место действия: Киев
Действующие лица: семинаристы, преподаватели.
Через несколько недель первокурсники освоились с семинарской жизнью. Втянулись в распорядок, почувствовали на себе как тяготы, так и достоинства бурсы.
Семинарский день начинался примерно в семь-полвосьмого утра. Братия просыпалась и приводила себя в порядок. Кто-то делал супер-зарядку на полчаса, кто-то в углу перед иконами читал свое особое молитвенное правило, кто-то валялся в постели, дожидаясь своей очереди в туалет. В восемь все должны были быть в трапезной, где перед завтраком вычитывались утренние молитвы. На этом мероприятии присутствовал кто-то из «смотрящих»: дежурный преподаватель, помощник инспектора, изредка сам инспектор. Завтрак состоял из незамысловатой каши, хлеба (в непостные дни с маслом) и чая. Изредка давали яйцо. После принятия пищи, в полдевятого, все расходились по классам, и начинался урок. Но некоторые ребята успевали еще забежать в общежитие переодеться или попить своего чайку, ибо чай в семинарии тоже был не тот.
Далее были два урока и полдник: чай, хлеб, изредка варенье. Потом еще два урока и обед. Обед состоял, как правило, из супа, хлеба, каши и компота с булкой. Иногда давали котлеты, мясные или рыбные, в зависимости от поста.
После обеда был небольшой отдых и самоподготовка в помещении библиотеки. Самоподготовка была обязательна для всех. Семинаристам полагалось перечитывать конспекты, штудировать книги, которые можно было взять здесь же в библиотеке, готовиться к урокам. При этом кто-то из преподавателей должен был находиться в классе библиотеки, чтобы ученики могли у него спросить, что им непонятно. Но, как правило, преподаватели к этой обязанности относились не слишком усердно, и оставленные без присмотра бурсаки, как и все обычные студенты, галдели, смеялись, рассказывали друг другу какие-то истории, бросались бумажными шариками и так далее.
Вели себя так далеко не все. Большинство все-таки старалось углубиться вниманием в книжки и конспекты. Но активное меньшинство было настолько активным, что сделать это было очень трудно. Еще труднее было учить уроки в общежитии. Там вообще, даже формально, шуметь не запрещалось. В известных пределах, естественно. Обычно все собирались там в вечернее время. Картина получалась очень пестрой. Кто-то что-то читал, кто-то что-то учил, пил чай, ел консервы, разговаривал, ходил туда-сюда, слушал приемник, бренчал на гитаре (было и такое). Кто-то писал письмо домой, стирал или гладил одежду.
Были и те, кто молился. Среди всей этой жуткой какофонии они стояли в углу перед иконами или даже просто у своей кровати и читали молитвы. По памяти или из молитвослова, иногда перебирая четки.
Сосредоточить внимание на молитве в таких условиях было настоящим подвигом. Не то что где-то там в затворе.
Отрадой в семинарской жизни действительно, как сказал отец ректор, было посещение Пещер и монастырских служб. Большинство семинаристов несколько раз в неделю, а то и каждый день, ходили в Ближние и Дальние пещеры поклоняться преподобным. Многие ходили на будничные службы в Лаврские храмы. В основном на вечерни, так как во время утренних служб были занятия. Но некоторые поднимались пораньше и успевали до уроков побывать на литургии в одном из пещерных храмов, которая начиналась в полшестого утра.
Заканчивался семинарский день обязательными вечерними молитвами в семинарском храме возле Дальних пещер. Присутствие на этих молитвах проверялось строже всего. Далее – отбой.
Что касается послушаний, то их было не просто много, а очень много. Дежурства в семинарии и митрополии, кухня, трапезная, общежития и прочая, и прочая. Самым распространенным была уборка территории или, как ее называли с легкой руки инспектора, ПХД, парко-хозяйственные дела. Ради послушаний отставлялось все: уроки, самоподготовка и так далее. На постоянные послушания семинаристы назначались по очереди. Сидеть на тумбочке (т. е. дежурить по корпусу), подавать на стол и убирать в трапезной, мыть посуду. Последнее занятие называлось «дискотекой» из-за грохота алюминиевой посуды, который семинаристы устраивали специально, особенно когда рядом был кто-то из начальства.
На послушания вне графика назначались так называемые «залетчики». Наряд вне очереди можно было схлопотать за провинности, которые не дотягивали по своей важности до «тропаря». Например, заходил инспектор в общежитие, в то время как в трапезной уже читались утренние молитвы, а там какой-то непутевый семинарист еще досматривал свой сладкий сон.
– Подъем! – кричал инспектор.
Бедный «залетчик» выскакивал из-под одеяла в трусах и майке, кланялся в пояс инспектору, бормотал:
– Простите, благословите…
И получал свой наряд вне очереди.
Благословляя при этом «залетчика», отец Виктор очень больно ударял указательным и средним пальцами по склоненной перед ним голове. Это место еще потом долго ныло, напоминая, что нарушать дисциплину ни в коем случае нельзя.
Ходили слухи, что до своей карьеры преподавателя в семинарии он был надзирателем в тюрьме.
Косвенно это подтверждалось тем, что у него иногда невольно проскакивали такие словечки, как «шконка», «толчок», «шмонать» и так далее. Также у него была привычка вертеть на цепочке связку ключей. Из-за этого, а также потому, что он всегда ходил очень быстро и перепрыгивал через три ступеньки на лестнице, его прозвали «Вертолет». Спросить же у него напрямую о прошлом никто не отваживался. Да он бы, наверное, и не сказал.
Вообще каждый преподаватель в семинарии был, что называется, выдающейся личностью и рассказывать о них можно было бы очень долго. В основном они были в священном сане. Примерно треть из них – монашествующие. Несколько преподавателей были из мирян. Они ходили на занятия в костюмах и их называли «пиджачники».
Несмотря на то, что каждый преподаватель довольно неплохо разбирался в своем предмете, на уроках большинства из них было скучно. «Схоластика» – как правильно охарактеризовал кто-то в первый же день учебы. Формулировки, определения, цитаты, даты, имена… Зубрежка и почти полное непонимание того, как это можно приложить к реальной жизни. Особенно нудной была литургика. Преподаватель так сухо и казенно все объяснял, что можно было с ума сойти. Особенно добивало требование учить на память, сколько у какого церковного праздника дней предпразднства и сколько попразднства. Ну зачем зубрить, если в случае надобности можно просто посмотреть в церковном календаре! Да и надобности такой, в общем-то, никогда не возникает.
Но были и преподаватели, от которых семинаристы не хотели уходить, так все было живо и интересно. Бывало, уже и переменка проходила, и начинался следующий урок, а они всё сидели и внимали. Тот же Вертолет, отец инспектор, очень интересно вел предмет «Сектоведение». Все заблуждения несчастных сектантов раскладывались по полочкам с массой примеров и реальных историй из жизни.
Но самым интересным лектором был отец Лавр. Наверное, вся заурядность его внешности и манеры себя держать компенсировалась тем, как он любил Священное Писание и как увлекательно мог о нем рассказывать. Говорил он спокойно, ровно, не повышая голос и не жестикулируя. Средне. То, КАК он говорил, не запоминалось совсем. Запоминалось, ЧТО он говорил. Единственным и довольно незначительным недостатком его речи было словечко «опять-таки», которое он частенько вставлял невпопад. За это его так и прозвали: Опять-таки. Но чаще называли по имени – отец Лавр. Иногда каламбурили: Лавр в Лавре, ибо жил он в монастыре.
* * *
После первого урока «Священной истории» все с нетерпением ждали следующего, на котором отец Лавр обещал рассказать о правилах чтения Библии. Но каково же было их разочарование, когда они узнали, что он часто болеет, и тогда его заменяет другой преподаватель или даже какой-то студент академии, которые, как правило, задиктовывают им из книжки историю Ветхого Завета, которую большинство из них уже выучило, готовясь к вступительным экзаменам.
А вскоре его вообще освободили от преподавания в семинарии, оставив читать только экзегетику в духовной академии. Он был очень болезненным, постоянно куда-то ездил лечиться. Недуги его то уменьшались, то обострялись, и полноценно вести предмет он не мог.
Но однажды он зашел к ним в класс на последнем уроке и обрадовал:
– Братия! Я скорблю о том, что не могу у вас читать «Священную историю». Но по благословению отца ректора у нас с вами будут проходить дополнительные занятия по Священному Писанию. Такой вот кружок для желающих. На этих занятиях я буду вам рассказывать о Библии, самое главное. Также буду рекомендовать дополнительную литературу. Вы сможете выяснять то, что вам непонятно. Опять-таки, эти занятия по желанию, кто хочет. Оценки я ставить не буду, а также отец Дамиан, который у вас читает вместо меня Священную историю, вам никаких за это поблажек не сделает. Это для вас… Опять-таки… Занятия эти будут не регулярны, но за два-три дня я буду вывешивать на доске возле трапезной объявление. Аще Господу угодно будет, первое занятие – завтра после самоподготовки там же, в библиотеке.
Отец Лавр слегка поклонился классу, немного ниже – преподавателю, который вел урок, и вышел.
Продолжение следует…
Первые две книги серии «Пикасо» можно заказать по адресу [email protected]
