Звучащее безмолвие: как Арво Пярт научил мир слушать Бога
Самый исполняемый композитор планеты пишет музыку, которая почти не движется. Его секрет – православная вера и умение превращать тишину в проповедь.
Мы живем в эпоху агрессивного шума. Звуки уведомлений, гул мегаполисов, бесконечные ритмы из динамиков такси и торговых центров. Тишина стала роскошью, а пауза – поводом для тревоги. Но именно в этом грохочущем мире самым исполняемым живым композитором планеты стал человек, чья музыка почти не движется и звучит едва слышным шепотом.
Его зовут Арво Пярт. Он – православный христианин, который своим творчеством доказал: современный человек, даже далекий от Церкви, отчаянно тоскует по Богу.
Парадокс тишины
Если вы посмотрите на фотографии Арво Пярта, вы вряд ли примете его за звезду мировой величины. Высокий лоб, окладистая седая борода, грустные глаза.
Он больше похож на афонского старца или схимника, чем на завсегдатая европейских филармоний.
Его музыка под стать облику. В ней нет сложных пассажей, нет желания развлечь или шокировать. Она течет медленно, как время во время Всенощного бдения. И тем не менее залы Берлина, Лондона и Нью-Йорка, которые обычно собирают публику на смелые эксперименты, замирают, когда звучит Пярт.
Почему? Потому что секулярный мир устал от собственного шума. Пярт дает людям то, что они потеряли, – опыт сакрального. Опыт остановки. Опыт встречи с Вечностью, который в церковной традиции называется «трезвением».
Восемь лет пустыни
Арво Пярт не всегда был таким. В 1960-е годы в Эстонии он был главным музыкальным бунтарем и авангардистом. Он писал сложную, диссонансную музыку, экспериментировал с коллажами, провоцировал. Казалось, карьера идет в гору. Но внезапно композитор замолчал.
Это молчание длилось восемь долгих лет – с 1968 по 1976 год.
Биографы называют это творческим кризисом, но на языке аскетики это была «пустыня». Пярт понял, что за сложностью формы он потерял Истину.
«Я не знал, смогу ли я вообще когда-нибудь сочинять музыку, – вспоминал позже Пярт. – В те годы я изучал григорианское пение и старинную полифонию. Я понял: достаточно, когда красиво сыграна всего одна нота. Эта нота, или тихий удар, или мгновение тишины утешают меня».
Именно в эти годы «безмолвия» произошло главное событие в его жизни. Лютеранин по рождению, Пярт принимает Православие. Это не было данью моде. Это было возвращение к истокам, поиск того фундамента, на котором можно строить не просто музыку, а жизнь. Смена веры дала ему новый язык.
Стиль тинтиннабули: голос души и голос Ангела
Выйдя из затвора в 1976 году, Пярт представил миру свой собственный стиль, который он назвал tintinnabuli (от латинского «колокольчики»).
На первый взгляд эта музыка кажется обманчиво простой. Но за этой простотой скрывается глубокое православное богословие.
Пярт нашел способ передать в нотах идею синергии – сотрудничества человека и Бога.
В большинстве его произведений мы слышим два голоса, которые переплетаются, но не сливаются:
- M-голос (Мелодический голос). Он движется поступенно, переходя от ноты к ноте. Это образ человеческой души – страдающей, ищущей, иногда ошибающейся, бредущей по земным дорогам.
- T-голос (Тинтиннабули-голос). Он движется только по звукам трезвучия (до-ми-соль). Он статичен, устойчив и вездесущ. Это образ Бога, Благодати или Ангела-Хранителя.
Голос Ангела не давит на голос человека. Он просто всегда рядом. Куда бы ни пошла мелодия-душа, опорный звук Троицы всегда поддерживает ее. Это акустическая икона: мы слышим, как немощь человеческая совершается в Силе Божией.
Канон Покаянный в светском зале
В 1998 году Пярт получил заказ к 750-летию Кельнского собора. Организаторы, вероятно, ожидали торжественную мессу или ораторию. Пярт же написал хоровое произведение на два часа, назвав его «Kanon Pokajanen».
Это был полный текст Покаянного канона святого Андрея Критского на церковнославянском языке.
Представьте себе картину: огромный готический собор в центре Европы, светская, часто неверующая публика в дорогих костюмах. И два часа подряд хор поет суровые, аскетичные слова: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя». Без оркестра, без спецэффектов.
Пярт совершил невозможное: он вывел сугубо церковную, монашескую молитву в пространство современной культуры.
И культура приняла это с благоговением. Слушатели, не знающие языка, плакали на концертах, чувствуя ту самую «радостотворную печаль» покаяния, о которой говорят святые отцы.
Другой шедевр – «Adam's Lament» («Плач Адама»). В его основу легли тексты преподобного Силуана Афонского. Боль Адама, потерявшего Рай и лицезрение Бога, Пярт превратил в общечеловеческую трагедию. Это не просто музыкальная пьеса, это проповедь о том, что корень всех наших бед – в разрыве связи с Творцом.
Аскетика для ушей
Музыку Пярта часто называют «священным минимализмом». Но вернее было бы назвать ее «музыкальным исихазмом».
В ней огромную роль играют паузы. Для Пярта тишина между нотами так же важна, как и сами ноты. Это музыкальный аналог борьбы с помыслами. Чтобы услышать красоту одного звука, нужно отсечь все лишнее, перестать суетиться.
Эту музыку невозможно слушать «фоном» – за рулем, во время пробежки или мытья посуды. Она требует от слушателя аскетического усилия: остановиться, сесть и быть. Именно этого так боится и так жаждет современный человек.
Колокол, который будит совесть
Арво Пярт живет уединенно, редко дает интервью и не участвует в светских тусовках. Он служит Богу своим талантом, напоминая нам о забытом предназначении искусства.
В древности культура вышла из храма. Сегодня, сделав огромный круг, она часто превращается в анти-культуру.
Но творчество Пярта – это мост. Его музыка – это своеобразный «притвор» храма для секулярного мира.
Она не заменяет Литургию, она не является молитвой в строгом смысле слова. Но она берет современного человека за руку, выводит из шума информационного потока и ставит в тишине перед закрытыми Царскими вратами.
А дальше – выбор за нами: войти или остаться снаружи. Но не услышать этот тихий призыв уже невозможно.
